50 знаменитых чудаков - [31]

Спустя несколько лет семья Винеров переехала в Кембридж, штат Массачусетс. Здесь Лео Винер преподавал славянские языки и литературу в Гарвардском университете. Его отличала широкая эрудиция и нестандартные взгляды. В частности, он выдвинул гипотезу африканского происхождения цивилизаций Перу и Мексики, которая, однако, не встретила поддержки в научных кругах. Но в наибольшей степени нестандартность взглядов Лео Винера проявилась в воспитании собственного сына. Под руководством отца Норберт научился читать в четыре года, в семь лет цитировал по памяти Дарвина и Данте, в девять лет поступил в среднюю школу (в ней начинали учиться с 15–16 лет, предварительно закончив восьмилетку), а в одиннадцать – окончил ее! В четырнадцать Норберт по окончании высшего учебного заведения Тафтс-колледж получил первую в своей жизни ученую степень – бакалавра искусств. Эти годы Винер подробно описал в своей автобиографической книге «Бывший вундеркинд».

Таким образом, еще подростком Винер был хорошо подготовлен к блестящей академической карьере. Затем он учился в Гарвардском и Корнельском университетах, в 17 лет в Гарварде стал магистром искусств, в 18 – доктором философии по специальности «математическая логика». В 1913 году молодой Гарвардский университет выделил Винеру стипендию для учебы в Кембриджском (Англия) и Геттингенском (Германия) университетах, где он слушал лекции Б. Рассела, Дж. X. Харди, Д. Гилберта, Э. Ландау, но в связи с началом Первой мировой войны Винеру пришлось вернуться в Америку.

С детства Норберт страдал чудовищной близорукостью. Временами казалось, что он просто родился в огромных очках. Они были предметом насмешек одноклассников и раздражения учителей в школе, ссор с родителями и в конце концов стали причиной появления у маленького Норберта целой «коллекции клинических неврозов и душевных недугов». Очки были злорадным напоминанием о его физической неразвитости, о большой голове на непропорционально узких плечах, из-за которой сверстники прозвали его «яйцеголовым», и о неумении общаться с противоположным полом.

Норберт постоянно находился в замкнутом круговороте депрессий, повторявшихся каждые три недели. В 1915 году он попытался попасть на фронт, но не прошел медкомиссию из-за плохого зрения, и в течение пяти лет после этого его преследовала непрерывная череда неудач. Юноша пытался преподавать в университете Мэн и в Кембридже. В Колумбийском университете он стал заниматься топологией, но начатые исследования до конца не довел. В 1915–1916 учебном году Винер в должности ассистента преподавал математику в Гарвардском университете. После вступления США в войну он работал на заводе «Дженерал электрик» помощником инженера, откуда перешел в редакцию Американской энциклопедии в Олбани. Затем Норберт какое-то время участвовал в составлении таблиц артиллерийских стрельб на полигоне, где его даже зачислили в армию, но вскоре из-за близорукости уволили. Потом он перебивался статьями в газеты, написал две работы по алгебре, за опубликование которых получил рекомендацию профессора математики В. Ф. Осгуда. Благодаря этому и не без помощи отца, в 1919 году Винер наконец получил должность ассистента кафедры математики Массачусетского технологического института (МТИ), где и прослужил «до последних дней своей малоприметной жизни», как сказано в его автобиографии.

В 1922, 1924 и 1925 годах Винер побывал в Европе у знакомых и родственников семьи. В Геттингене в 1925 году он выступил с сообщением о своих работах по обобщенному гармоническому анализу, которое заинтересовало таких именитых ученых, как Гильберт, Курант и Борн. Впоследствии Винер понял, что результаты его исследований в некоторой степени связаны с развивавшейся в то время квантовой теорией. Тогда же Винер познакомился с одним из конструкторов вычислительных машин – В. Бушем. Норберт высказал однажды пришедшую ему в голову идею нового гармонического анализатора, которую тот претворил в жизнь.

Продвижение Винера по службе шло медленно. Однако пришло, наконец, и везение. На заседании Американского математического общества Винер встретился с Я. Д. Тамаркиным, геттингенским знакомым, всегда высоко оценивавшим его работы. Такую же поддержку оказывал ему и неоднократно приезжавший в США Харди. Это в конце концов повлияло на положение Винера: он стал известен в Америке. Особенно значимой оказалась совместная деятельность Винера с приехавшим из Германии в Гарвардский университет Э. Хопфом, – в результате чего в науку вошло «уравнение Винера – Хопфа», описывающее радиационные равновесия звезд, а также относящееся к другим научным задачам.

В личной жизни молодого ученого также произошли большие изменения. После длительного периода ухаживания в 1926 году он женился на Маргарет Енгерман, и вскоре в их семье одна за другой родились две дочери. Надо отдать должное Маргарет – она была надежным другом, сиделкой и хозяйкой для своего не приспособленного к повседневной жизни супруга. Они почти не расставались, и даже во время многочисленных и продолжительных поездок в Европу и Китай семья сопровождала профессора. Общение с домашними происходило на странной смеси английского и немецкого языков, причем Норберт часто употреблял «детские» окончания, а свою жену уважительно называл полным именем Маргарита, что совсем не по-английски. Жизнь супругов была очень замкнутой, но сохранились письма… Неврозы Винера стали проявляться в меньшей степени, но фраза из письма типа «дом начинает выглядеть пустым, и погода все больше становится осенней…» (Нью-Гемпшир, 7 сентября, 1931 г.) говорит о многом…