50 религиозных идей, которые никогда не понравятся Богу - [3]

Можно считать, что образ того или другого божества, дошедший до нас из древности, столетиями составлялся из черточек, привносимых в него каждым, кто этому образу соответствовал. Скажем, воин, проявивший на поле боя чудеса отваги, не только раскрывал в себе Перуновы черты, но и, с точки зрения последующего сказителя, становился как бы манифестацией Перуна на Земле, наглядным примером того, каков есть Перун. Кстати, и лучшее служение богам состоит не столько в том, чтобы молиться им, сколько в том, чтобы у наших правнуков были свои наглядные и исторически более близкие примеры того, кто такие боги.

Отсюда следует, что, чтя языческих богов, человек одновременно отдает дань уважения реально жившим предкам, оставившим столь достойные эталоны поведения, но с другой стороны — чтит и себя самого, того себя, каким хочет быть. Между прочим, чтить самого себя для язычника отнюдь не зазорно — конечно, когда есть за что.

Столь приближенное к жизни понимание богов как реальных образцов для реализации здесь, на Земле, органично дополняется тем фактом, что богов в языческом пантеоне много. В самом деле, мир вокруг нас и мир внутри нас настолько многообразен, что трудно было бы сформировать образ единого бога, одновременно сочетающего в себе образцы, по которым могли бы строить себя одновременно, скажем, купец, охотник, кузнец, дружинник и живущий подальше от людей ведун. Предлагая человеку множество не похожих между собой ликов, язычество как бы говорит: «Люди всякие важны, люди всякие нужны».

Одним словом, если кто и падает ниц перед деревянными идолами, то только в силу своей лично психической организации, требующей непременно кому-то поклоняться, к язычеству же это никакого отношения не имеет. Славить богов язычники предпочитают познанием, творчеством, крепкой дружбой, хмельной, по-весеннему пылкой любовью и любовью глубокой и спокойной, воспитанием детей и, как же без этого, удалыми игрищами.

Миф № 4. «Язычество не может ничего дать современному человеку, так как формировалось в совершенно другую историческую эпоху».

Но ведь если бы язычество и впрямь ничего не могло дать современному человеку, разве множилось бы число его последователей? Достаточно в любой поисковой системе задать запрос по ключевым словам «Сварог», «Велес», «Навь», чтобы убедиться: если костры на капищах зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Совсем недавно, еще два десятка лет назад, молодежь зачитывалась фантастикой о роботах и космических кораблях: Лем, Азимов, Шекли, Брэдбери, Саймак, Стругацкие. Сегодня с книжных полок на нас смотрят эльфы, тролли и маги, описанные пером Н. Перумова, Г.Л. Олди, К. Еськова. Стоявший у истоков направления Толкиен писал, впрочем, в эпоху, когда фантастика была почти исключительно космической, но по-настоящему массовый интерес к его творчеству пришел гораздо позже.

Совсем на поверхности лежит один факт: славянское язычество — в первую очередь именно славянское. Для людей, выросших на сказках о Бабе-яге да о Сером Волке, данная культурная традиция изначально подходит, не требуя для восприятия какой-либо доработки в виде обширных толкований или богословских трактатов. Культурный код славянского мифа — а это и система представлений о мироздании, и система образов, в которых эта натурфилософия нашла красочное, опоэтизированное выражение, — воспринимается современным русским человеком столь же естественно, как умение говорить или ходить. Если и прибегают к толкованию мифов, то это лишь «вытаскивание» имплицитно заложенных и интуитивно понятных смыслов на явный, доступный осознанию уровень.

Во-вторых, язычество создано отъявленными жизнелюбами, которым нравился этот, земной мир и которые здесь, на Земле, видели довольно проблесков красоты мироздания, чтобы воспевать их, а не уповать на одно лишь счастливое посмертие. В образах языческих богов идеализированы и персонифицированы типично человеческие черты: храбрость, стремление к творчеству, верность долгу, сексуальность; пускай они доведены в мифе до очень высокой, не встречающейся на Земле степени, но ведь главное в том, что мотивы богов и героев доступны пониманию. Думается, в языческом мифе человек ищет и находит образец того, как можно вести себя в очень непростых жизненных ситуациях, которыми именно современный динамичный мир столь богат. Особенно если учесть, что богов в пантеоне множество и у каждого есть возможность выбрать те образцы, которые лично ему ближе.

И наконец, попробуем взглянуть на эпоху, в которой живем, не из самой бурлящей ее гущи, а чуть со стороны. За двадцатый век человечество пережило два глобальных катаклизма — две войны, охватившие практически все развитые страны, в естественных науках было сделано открытий больше, чем за всю предшествующую историю человечества, а с появлением самолетов, телеграфа, затем спутникового телевидения, компьютера и Интернета уклад жизни менялся за считаные годы больше, чем предшествующим поколениям могло бы выпасть за всю жизнь. Да что тут говорить, когда даже о предшествующем столетии, которое нам уже кажется тихим и уютным, А. Блок писал: «Век девятнадцатый, железный, поистине жестокий век, тобою в мрак ночной, беззвездный беспечный брошен человек». Двадцатый век дал человеку огромные надежды, слишком многие из которых не сбылись (яблони на Марсе так и не цветут), взамен предложив такие блага, на которые и надеяться никто не мог (человекообразные роботы у фантастов 70-х нередко считают на логарифмических линейках, а идея Интернета даже Лему не пришла в голову). В целом состояние человека, ожидавшего постоянных баз на Луне, а получившего мобильную связь третьего поколения, можно охарактеризовать как некую оторопелость. Причина которой в том, что оказавшиеся в наших руках возможности входят в явное противоречие с нашей способностью и готовностью их эффективно использовать (о том, как компьютер вместо того, чтобы стать небывалым помощником при самораскрытии спящего в человеке титанического творческого потенциала, массово служит прямо противоположным целям, выше уже упоминалось).