50 и одно дыхание легче - [48]

— Я прочитал твой контракт от корки до корки раз двадцать. А письмо я читаю по семь-восемь раз в день. Знаешь зачем я постоянно избегал совместного времяпрепровождения, когда мы оставались вдвоём? Зачем я вёз тебя в клуб и выдумал новые и новые варианты сессий для нас? — Интересуется он.

— Нет, — шепчу я.

— Дело в том, что в одну минуту я понял — мне это не нужно. Мне это больше неинтересно. Я пытался заставить себя вернуться туда, ведь это моё детище. Это я собрал этих людей под одной крышей, и раньше мне это доставляло невероятные эмоции. Я мечтал о том, что сделаю с тобой там. Я это делал. Я убеждал себя, что просто девайсы не те. Они не такие болезненные, к каким я привык. И я попробовал тот, что нужно. Самый сильный, и я бил настолько ожесточённо, как никогда, — Николас делает глубокий вдох.

— Не меня, да? Ты бил другую? — Едва слышно спрашиваю его.

— Другую. У меня их было восемь. Восемь сабмиссивов и рабынь, которые умоляли меня провести с ними сессию. Я провёл её с каждой, — кивает он. Прикрываю глаза на несколько секунд, и горечь снова собирается внутри.

— Я видела сообщение от номера четыре. Она благодарила тебя…

— За боль, — заканчивает за меня Николас. — Да, именно за жестокую и чудовищную боль, которую я причинил ей. А самое страшное — мне не понравилось. Мне было противно. Я чувствовал себя таким грязным, поэтому напился и видел тебя, плачущую, умоляющую меня прекратить издеваться над собой. Я не успокоился. Я заставлял себя вновь и вновь быть тем, кого создала природа. Но буквально двадцать минут назад до меня окончательно дошло, что это не природа сделала со мной, а я сам. Я насильно вынуждал и тебя, и себя быть теми, кем мы больше не являемся. Я насиловал тебя, Мишель. Я насиловал не только твоё тело в ту ночь в заброшенном доме, но и самого себя, пытаясь вернуть ту ненависть и любовь к боли, которая была у меня до тебя. Я вымещал на тебе свою злость за то, что я это потерял. А оно мне нужно, я думал, что очень нужно. Нет. Мне нужна ты. И вот именно такая нежность, которую я сегодня ощутил. У меня горело сердце от твоих поцелуев.

— То есть, ты устроил эту гонку по изучению девайсов на мне и проводил всё своё время в клубе, чтобы заставить себя снова любить боль, когда она стала тебе ненужной? — Шокировано переспрашиваю я.

— Да. После той ночи в клубе, когда мы с тобой повторили наказание, но так, чтобы излечиться, я заметил за собой много изменений. Я жил в роли Мастера очень много лет, и понимать, что перестал им быть после той ночи, мне было страшно. Я испугался того, что со мной снова что-то не так. Или кошмары начнутся заново, или я сотворю что-то ужасное с тобой. Спокойствие, которое было внутри меня, пугало. Я вёл себя, как козёл. Прости меня, Мишель, за то, что тебе пришлось вынести всё это рядом со мной. Тот страх, который ты описывала, он ранил меня намного сильнее, чем потрясение, оттого что я больше независим от желания постоянно причинять боль. Когда я прочитал твои слова, описывающие ужас от моих прикосновений, мне стало больно и стыдно. Лучшим вариантом стало желание отпустить, учитывая то, что ты встречалась с другим. Я видел его. Я хотел его прикончить на месте за то, что рядом с ним ты улыбалась, а со мной боялась любого шороха. Я так хотел быть им. Беспроблемным. Искренним. Умеющим делать тебя счастливой. И в то же время я продолжал насиловать себя. Люси не помогла мне разобраться в себе, а ещё больше доказала, как опасно тебе быть рядом со мной. Добили меня твои слова на пароме. Чёрт, я чувствовал твою боль и не знал, как помочь. А потом я обнимал тебя. Боже, это словно оказаться в раю под палящим тёплым солнцем после вечного мороза. Я не хочу больше дарить тебе боль, Мишель. Я хочу дарить тебе любовь. Да и поцеловать тебя я просил для того, чтобы это зашло дальше. Именно вот в эту постель. Именно снова в твоё сердце. Я проверил себя и убедился окончательно и бесповоротно, что Мастер во мне умер. Я не отрицаю, что мне нравится грубость, но причинять боль тебе я больше не желаю, — Николас замолкает, а меня словно молния поразила. Я ведь даже не подозревала о том, что с ним творится. Мы и, правда, перестали быть честными друг с другом.

— И вот этот браслет, — Ник поднимает руку, с силой дёргает и срывает его, ломая звенья. Бросает его на пол и находит мою руку.

— Он мне не нужен, чтобы знать, что я твой, а ты моя. Мне не требуется каких-то тематических клятв, подтверждений того, что ты меня любишь и будешь любить, каким бы придурком я ни был. А порой я поступаю нелогично и жестоко.

— Ты спал с ними? С теми девушками? — Шёпотом спрашиваю я. А в голову ничего больше не лезет.

— Нет. Конечно, нет. Для меня секс никогда не стоял на первом месте. Для меня главным было причинить боль, увидеть её, смеяться ей в лицо. Только получал лишь отвращение к себе и к тому, что делаю, прячась за алкоголем, чтобы вернуться туда, где я был любим. Теперь понимаешь, Мишель? После всего, что я наговорил и сделал с тобой; после того, как моя семья изуродовала тебя изнутри и снаружи… это я должен просить тебя дать мне шанс вернуться. Не ты, а я. Твой уход для меня страшен. Посмотри, ведь вокруг так много мужчин лучше, чем я. Даже тот парень. Он идеально тебе подходит. С ним ты была бы постоянно в безопасности. С ним было бы проще. Он бы чётко мог ответить тебе, какое будущее вас ждёт. А твои слова о том, что ты никчёмная… чёрт, ты же не видишь себя со стороны. Моими глазами. Я восхищаюсь тобой, крошка. И я хочу быть единственным, кому ты будешь теперь готовить завтраки. Я хочу быть первым, кто попробует твои кексы или что ты там ещё приготовишь. Я хочу быть с тобой во всём первым и единственным. Я хочу узнать, как люди живут без боли, наслаждаясь каждым мгновением. Я хочу подарить это время, всё моё время, тебе. Меня больше не пугает тот факт, что я независим от посещения клуба. Но меня пугает одиночество и то, что я не успел вовремя всё понять и принять. Я могу вернуться, Мишель? — Николас всматривается в мои глаза, а я в шоке.