50 и один шаг назад - [195]

Через двадцать минут ко мне спускается вчерашняя женщина, и я улыбаюсь ей.

— Доброе утро, вы помните меня, я спрашивала про стеклянную собаку? Она ещё у вас есть? Я готова её купить, — быстро говорю я ей.

— Доброе утро, к сожалению, ставка поднялась на тысячу долларов…

— Даю пять тысяч за неё и забираю прямо сейчас, — перебиваю я её, и она уже расцветает во льстивой улыбке, ловя на приманку нового клиента и пропуская меня в зал. Но мне всё равно насколько это правда. Мне она нужна сейчас же.

Пока мы оформляем документы, и я кладу ей свои последние деньги, которые есть у меня, довольная ожидаю, когда мне упакуют и погрузят в машину мой подарок для Ника. Я знаю, что он оценит его. Уверена. Он поймёт, что ради его счастья, я готова на всё.

Еду обратно, а улицы уже заполняются машинами, и я трачу ещё час на пробки. Припарковавшись в гараже, я достаю коробку и тащу её по полу. Она оказалась очень тяжёлой, на удивление. Но мне удаётся дотащить её до лифта. Вытерев лоб от усилий, я прикладываю карточку, и дверцы закрываются.

Улыбаюсь, а внутри меня всё просто поёт от ожидания, я нервно стучу ногтями по коробке, пока лифт не останавливается на последнем этаже. Втаскиваю коробку в квартиру, где так же тихо, как и тогда, когда я уходила. И я рада, что он ещё спит, значит, это будет двойной сюрприз. Я вернусь в постель, разбужу его, лаская его тело, наслаждаясь его страстью, а потом покажу…

Мои мысли резко прекращаются, когда я вижу Ника, сидящего на диване и смотрящего в тёмный экран телевизора.

— Привет, закрой глаза, пожалуйста, — прошу я, срываясь с места и несясь на кухню, чтобы взять нож для распаковки коробки.

Я, не глядя на Ника, возвращаюсь и начинаю разрывать коробку, пока весь материал, которым напихана она, летит во все стороны. Но мне удаётся аккуратно вытащить свой подарок и повернуться к мужчине, всё так же, сидящему и смотрящему в одну точку.

— Вот, это мой сюрприз. Я вчера его увидела и не удержалась. Я перебила ставку и теперь у Шторма будет его отражение. Правда, похожи? — С энтузиазмом говорю я, но моя улыбка медленно сползает с лица, потому что Ник даже не двигается.

— Ник, что случилось? Тебе не нравится? Я не убежала, правда, я просто хотела порадовать тебя. Я…

— Почему? — Он перебивает меня, и его лицо мрачнеет, поворачиваясь ко мне.

— Почему я купила её? — Удивляюсь я, отходя в сторону и смотря на собаку. — Я же только что сказала тебе, хотела порадовать тебя. Тебе не нравится? Эм… мы можем поставить её на балконе. Но я думала…

— А я верил тебе. Ты так прекрасно отыграла вчера спектакль. Слёзы, я корил себя за них, за это полуобморочное состояние. За то, что вовлёк тебя в свою жизнь, показал так много. Но тебе нужно было только добраться до моей души, чтобы воткнуть нож в неё. До основания пронзить меня и оставить его там. Как ты могла? — Его ноздри с каждым словом всё больше раздуваются, а я совершенно не представляю, о чём он говорит.

— Не понимаю, — качаю я головой.

Он усмехается, поднимаясь с дивана, и сейчас этот мужчина символизирует самую опасную силу, подавляющую меня, что я невольно делаю шаг назад. Его лицо искажено от злости, и он осматривает меня с ног до головы, встречаясь с моими глазами. А в его сквозит отвращение, боль и что-то ещё, но я не знаю… не могу угадать, что это.

— Я хочу знать ответ только на один вопрос: «Почему?». — Его руки сжимаются в кулаки, а грудь поднимается чаще.

— Что почему, Ник? Я, правда, не понимаю, — шепчу я, а внутри меня всё замирает, ожидая сильнейшей бури.

— Моё имя — Николас. Ты потеряла возможность называть меня так, как тот ублюдок. Ты и сама не лучше, а в миллион раз хуже его. Раны имеют свойство исчезать, а вот внутри, — он с такой силой ударяет себя кулаком по груди, что я подаюсь вперёд, боясь, что сломал себе он грудную клетку. — А вот внутри ничего не исчезнет.

— Объясни мне, пожалуйста, что произошло. Я думаю, смогу тебе объяснить, — предлагаю я.

— Объяснить? — Он закрывает глаза и смеётся, а затем резко подхватывает газету с журнального столика и швыряет ею в меня. Она попадает по лицу, и я вздрагиваю от неожиданности и неприятной боли.

— Хороший же ты сюрприз мне подготовила, стерва, — ядовито добавляет он.

Газета падает на пол, но я опускаюсь за ней и поднимаю её, сжимая в руках. Страх о том, что отец не оставил его в покое и меня, дав какую-то новую статью в утреннюю газету, заставляет меня сбить дыхание. Ник перестаёт смеяться, складывая руки на груди.

— Читай вслух. Теперь я хотел бы услышать это из тех уст, которые предали меня, — его голос дрожит от ярости, а я сдвигаю брови, хмурясь от его слов.

— Я…я не предавала тебя, Ник…

— Мать твою, Николас! Не смей иначе называть меня! Читай! — Он так громко кричит, что это отдаётся звоном в ушах и быстро бьющимся сердцем в груди.

Мои руки дрожат, когда я раскрываю газету. Моментально я чувствую, как миллион ледяных иголочек впилось в мою кожу по всему телу, а душа ушла в пятки. Я смотрю на фото, наше фото с Ником, которое сделала сама и оно помещено на главной странице газеты с заголовком «Лживая партия».

— Читай, — сквозь зубы цедит Ник, а я не могу оторвать глаз от нашей фотографии. Нет даже вариантов того, как она попала сюда. Как?