50 х 50 - [250]

— Знаете, тут водятся твари, — ухмыльнувшись и склонив голову набок, повторил человек. Он, казалось, не обратил никакого внимания на Адриенну и обращался только к Честеру.

Это был бродяга, один из представителей той орды грязных и вшивых бездомных, которая растеклась по всему Нью-Йорку после того, как Боуэри[39] сравняли с землей и дневной свет упал на обитателей этой свалки отбросов человечества. Отвыкшие от него, эти люди бросились на поиски достаточно темных убежищ, и многие из них нашли его в мрачных пещерах подземки, где зимой можно было погреться в отапливаемых вагонах, где имелись туалеты, где можно было успешно попрошайничать и отдыхать в укромных уголках. Этот был облачен в униформу своей профессии: бесформенные грязные штаны, на которых, похоже, не хватало большей части пуговиц, туго подпоясанная засаленной веревкой короткая столь же грязная куртка с чужого плеча, из распахнутого ворота которой виднелось несколько слоев чего-то, напоминавшего нательное белье, болтающиеся на ногах растрескавшиеся ботинки с отрывающимися подошвами. Его серая кожа была изрезана глубокими морщинами, как у мумии, причем каждая морщина рельефно выделялась черной линией наполнявшей ее грязи. Из черной дыры рта, словно почерневшие от времени надгробные памятники своим почившим собратьям, торчали немногочисленные случайно уцелевшие зубы. При ближайшем рассмотрении этот человек производил отталкивающее впечатление, тем не менее он был такой же банальной принадлежностью этого города, как и сумки-авоськи и вонючие сточные люки на улицах.

— Что еще за твари? — спросил Честер, разыскивая в кармане гривенник, чтобы купить свободу. Адриенна решительно повернулась к обоим спиной.

— Твари, которые живут в земле, — ответил бродяга и криво улыбнулся, приложив грязный палец к губам. — Знающие люди никогда не рассказывают о них. Не хотят отпугивать туристов, нет, совсем не хотят. Знаете, чешуя, когти… и все это здесь, в темной подземке.

— Дай ему денег… пусть он убирается… — взвизгнула Адриенна. — Это ужасно.

Честер бросил два никеля[40] в подставленную ладонь, держа свою руку в нескольких дюймах от покрытой толстым слоем грязи руки бродяги, чтобы случайно не коснуться ее.

— И что же эти твари делают? — спросил он не потому, что это его хоть в малейшей степени интересовало, а чтобы досадить Адриенне; в нем проснулся старый садист, который почти никогда не высовывал носа из глубин его существа.

Бродяга подбросил монетки на ладони.

— Они живут здесь, прячутся, высматривают — вот что они делают. Когда будете в подземке один и поздно вечером, как сегодня, станьте на краю платформы и дайте им что-нибудь. Пенни очень хорошо, только нужно положить монету на край, чтобы они могли дотянуться. Гривенник тоже сойдет. Только не никель вроде того, что вы мне дали.

— Ты уже наслушался выдумок этого мерзкого попрошайки? — вмешалась Адриенна. Теперь, когда первый испуг прошел, она с каждой минутой распалялась все сильнее. — А теперь отойди от него.

— А почему только пенни и гривенники? — спросил Честер, против воли заинтересованный рассказом. Внизу, возле края платформы, было очень темно: там могло скрываться все, что угодно.

— Пенни, потому что они любят арахис и покупают орешки в автоматах, когда вокруг никого нет. А гривенники для автоматов «кока-колы»: они иногда пьют ее вместо воды. Я их видел.

— Я иду за полицейским, — объявила Адриенна и действительно пошла прочь, громко стуча каблуками, но остановилась, отойдя ярдов на десять. Мужчины не обратили ни малейшего внимания на ее демарш.

— Валяйте дальше, — Честер улыбнулся бродяге. Тот дрожащими пальцами расчесывал всклокоченные волосы. — Вы же не думаете, что я поверю в это. Если эти твари едят только арахис, то зачем мне подкупать их?

— Я не говорил, что это их единственная пища! — Грязная рука ухватила Честера за рукав, прежде чем он успел отодвинуться, и ему осталось лишь наклониться в сторону, стараясь избежать горячего дыхания собеседника, который перешел на шепот. — Их самая любимая еда — люди, но они не тронут вас, пока вы что-нибудь им подаете. А вы не хотите посмотреть на них?

— После такого вступления, конечно, хочу.

Бродяга, шаркая ногами, подошел к большому, похожему на сундук, выкрашенному оливково-серой краской металлическому ящику для мусора с остроконечной крышей, образованной двумя откидными дверцами.

— Вы только быстренько, а то они не любят, когда их разглядывают, — предупредил бродяга и, взявшись за ручку дверцы, быстро приподнял ее.

Честер отступил на шаг; он был изумлен. Он успел только бросить взгляд в темноту; так неужели он на самом деле увидел там два пылающих красных пятна на расстоянии фута один от другого? Неужели это были глаза чудовища? Могло ли такое быть… нет, конечно, нет, все это было слишком уж глупо. Издали донесся глухой грохот движущегося поезда.

— Прекрасное шоу, папаша, — сказал он и бросил несколько пенни возле края платформы. — Это обеспечит их арахисом на некоторое время. — Он быстро подошел к Адриенне. — Знаешь, когда ты отошла, игра пошла веселее. Старый мошенник клянется, что одна из тварей прячется в этом мусорном ящике, так что я оставил ей взятку — на всякий случай.