5 декабря 1965 года - [2]

Митинг стал первой публичной акцией в защиту права, состоявшейся в Москве (и, по-видимому, в стране).

* * *

«Митинг гласности» явился толчком к возникновению правозащитного движения в СССР. Эта мысль, повторенная в десятках публикаций, посвященных истории независимой общественной активности в последние годы существования Советского Союза, представляется на первый взгляд бесспорной и из-за своей бесспорности уже воспринимается как общее место. Однако многие современники и активные участники этого события смотрели на произошедшее под несколько иными или даже значительно отличавшимися от вышеизложенного углами зрения.

Например: демонстрация 5 декабря была новым этапом в истории политической оппозиции. Именно в этот день «внутренние» оппоненты советского строя впервые нащупали архимедов рычаг, с помощью которого в исторически короткие сроки была перевернута коммунистическая вселенная. И рычагом этим оказалась апелляция к праву. Данная точка зрения, представленная, в частности, таким авторитетным автором, как В.Буковский, существенно отличается от «чисто правовой»: для сторонников этой позиции право — не столько самостоятельная ценность, сколько инструмент политической борьбы. Лозунг демонстрантов «Уважайте Конституцию!» воспринимается в этом случае как тактический ход, позволяющий придать революционной по существу акции определенную легитимность и затрудняющий применение ответных репрессий.

Или: событие следует рассматривать как звено в цепи аналогичных выступлений нонконформистской творческой молодежи. Оно стоит в одном ряду с такими явлениями, как попытка студентов провести митинг на площади Искусств в Ленинграде в 1956 году, поэтические чтения на «Маяковке» в 1958–1961 годах или предшествовавшие им публичные акции неофициального литературного объединения СМОГ. Последнее сближение имеет особенно серьезные основания. Именно смогисты — некоторые из них — приняли наиболее активное участие в распространении «Гражданского обращения»; именно на них и связанных с ними людей обратила особое внимание госбезопасность в дни, предшествовавшие демонстрации. Публикуемые в этой книге материалы партийно-комсомольских проработок, проходивших в МГУ после 5 декабря, показывают, что некоторые студенты мотивировали свое появление на площади дошедшей до них информацией об очередной акции СМОГ. Даже если предположить, что подобные объяснения — просто «отмазка» (сослаться на интерес к неортодоксальному литобъединению, возможно, казалось более безопасным, чем сознаться в участии в коллективном гражданском протесте), все равно они не были случайными. Литературный нонконформизм естественно сопрягался с протестом против уголовного преследования литераторов по обвинению, связанному с их литературным творчеством. Во всяком случае молодежный характер митинга и то, что многие восприняли его как выступление в защиту именно творческой свободы, — не подлежат сомнению.

Вполне обоснованным является также взгляд на «митинг гласности» как на протест против возобновления уголовных репрессий по политическим мотивам (так общественность восприняла арест двух литераторов). «Митинг гласности» был лишь первой открытой акцией протеста в связи с делом А.Синявского и Ю.Даниэля, за ним последовали другие, не столь публичные по форме, но также получившие широкую огласку благодаря самиздату и передачам зарубежных радиостанций.

Из участников митинга мало кто лично знал арестованных или читал их «криминальную» прозу. Тем не менее, как мы видим из публикуемых материалов, перед 5 декабря много дебатировался вопрос о том, как повлияет на судьбу подследственных столь необычная для СССР 1960-х годов форма протеста. Так что не исключен и такой вариант мотивации, как попытка добиться освобождения или, по крайней мере, смягчения участи арестованных. Впрочем, больше, чем вопрос о возможных положительных последствиях, обсуждалось, не повредит ли им этот митинг.

И, наконец, для многих пришедших на площадь участие в митинге было экзистенциальным по сути актом самовыражения и самоосвобождения; мотив, который чуть позже станет определяющим фактором в формировании диссидентского мировоззрения. В.Чалидзе назвал подобный образ действий «реализацией прав и свобод личности явочным порядком» — формула, представляющая попытку перевода диссидентских принципов общественного поведения на язык права. А.Амальрик определил диссидентство как поведение свободного человека в несвободной стране. В этом смысле диссидентство как стиль жизни множества одиночек существовало в СССР всегда, а события 5 декабря создали важный прецедент коллективного диссидентского поступка, обозначившего возможность появления открыто действующих независимых общественных движений, в том числе и правозащитного.

* * *

Парадоксальным образом отношение к предстоящей акции основного инициатора и организатора митинга, Александра Сергеевича Вольпина, по существу не совпадало ни с одной из вышеизложенных позиций.

Смешно даже говорить о Вольпине самоосвобождающемся и самовыражающемся: в тогдашней Москве невозможно было найти личность, более свободную внутренне и более полно реализовавшую себя в своих профессиональных — литературных, научных, философских — трудах, чем Александр Сергеевич.