5/4 накануне тишины - [40]
Навар… Вар… Смола…
Да нет его — никакого ада, созданного воображением мстительных, завистливых неудачников…
Осоловев от еды, Цахилганов смял и выбросил фольгу в корзину для мусора, а затем грузно улёгся на бок.
Клеёнчатая кушетка больше не смущала его и не пугала ни чуть.
Заняться теперь было нечем. А эта неповоротливая огромная Мария, видно, не очень-то разбежалась — телевизора как не было, так и не было.
— И всё ж, хорошо поблаженствовать на досуге, — сел Цахилганов и принялся отвинчивать блестящую крышку, чтобы налить из термоса кофе.
Плохо только осознавать, что таких, предельно сытых, теперь маловато…
Цахилганову припомнился статистический сборник, валявшийся в офисе. Полистав его, он отметил тогда, что при рыночных условиях смертность русских, по сравнению с другими народами России, гораздо, гораздо выше… Антирусский, выходит, рынок-то строился…
Ещё более антирусский, чем коммунизм…
Вкуса кофе он не чувствовал — из тревожного пространства долетало:
— Семьдесят лет здесь убивали Христа, и вот всё русское пространство освобождено теперь для рынка совершенно,
— для — международной — самой — беспощадной — то — есть — наживы.
— Да. Остаётся только сочинить реквием, — выплеснул он со вздохом остатки кофе в раковину. — Реквием «Исход русских в небытиё»… О, народ мой, народ мой. Кто отрёт твои слёзы…
Барыбин? Рохля, стоящий за операционным столом?
Плачущий — реаниматор — подающий — кислород — всему — почти — бездыханному…
Страна опять бредёт по дорогам всеобщей нищеты,
и снуют кругом всё те же самые большевичишки,
привычно экспроприируя,
раскулачивая,
перекраивая,
— вечные — экономические — портные — успевающие — между — делом — трындеть — что-то — политическое — и — якобы — гуманное —
суетятся они повсюду, рыночные теперь уж партийцы. И сжигают нуждою и голодом всё новые, новые человеческие судьбы, на этот раз — на поверхности земли, совсем не растрачиваясь на спецобслуживанье:
так — ещё дешевле, гораздо, гораздо…
И хоть сидит без дела бедный Патрикеич, а нынешние укороченные жизни сгорают, сгорают, сгорают,
— в — войнах — в — нищете — в — холоде —
на бесприютных просторах бывшего Союза, как никогда раньше. Но уже не обогревают никого на земле своей преждевременной гибелью, ибо останавливаются мартены, и ломаются конверторы, и обваливаются шахты…
Куда же уходит с поверхности страны энергия уже — этих — недовоплотившихся, не исчерпавших себя, прерванных судеб? Куда она взлетает?..
И только Солнце бушует как бешеное,
бушует, как никогда прежде,
выбрасывая колоссальную энергию вспышек,
небывалых доселе…
Солнце возвращает энергию недовоплощённых судеб обратно, вниз.
Ох, сожжёт оно землю напрочь…
— Ох, сожжёт оно землю напрочь! — сказал вслух Цахилганов, зевнув огорчённо и судорожно.
— Или подарит великие прозренья, — упорно проговаривал то ли Внешний Цахилганов, то ли некое мыслящее пространство. — Деятельная сила судеб, насильственно прерванных нынешней властью, взлетает к Солнцу — и оттуда бьёт по живущим. Она подарит великие прозренья праведным — и смерть палачам. Ты чувствуешь, как Солнце мстит вам, нынешним хозяевам жизни?
— Чувствую, наверно, коль темя трещит, и ум за разум заходит.
Я — то — же — что — отец — я — иду — в — ногу — с — властителями — как — шёл — с — властителями — он — и — вот — итог…
— Чёрное искусственное Солнце социализма сияло энергией недовоплощённых судеб белых рабов большевизма — но Солнце Живое, природное, вбирает страданья новых белых невольников: рабов демократии. И превысилась мера сублимации этой энергии. И Солнце Живое сбрасывает избыточную энергию на живущих.
Цахилганов приуныл, обводя тревожным взглядом окно –
картину — неба — низко — висящего — над — степью — обрамлённую — скверной — облезшей — рамой —
капельницу, обездвиженную Любовь.
— Сугубый реализм…
— Ничего, — приободрился он вскоре. — За наши-то деньги подневольные чахлые учёные придумают нам какие-нибудь кондиционеры и от этой, магнитной, напасти. Невинные же от солнечных вспышек и пострадают.
С деньгами любое возмездье можно объегорить!..
— Живое Солнце мстит неправедным, — настаивал Внешний. — Вот отчего вы все, новые хозяева жизни, сходите с ума. Ты — сходишь с ума, как все вы — такие… И страшен, страшен, страшен ваш удел.
The sun so hot i froze to death…
— Да ладно пугать-то! — отмахнулся Цахилганов. — Забьём как-нибудь свою совесть транквилизаторами, чтоб не сильно пищала, и тогда нам всё по барабану. Кто не с Хозяевами планеты, тот — в числе смертников. Именно тот! Это и козе теперь понятно. А уж мы-то — проживём. И не плохо.
Есть, в конце концов, таблетки от шиза! У того же реаниматора — у Барыбина есть!
— …И есть Митька Рудый, который уже планирует, как извлечь наибольший доход из происходящего — то есть, как сегодня энергию сгорания лучших из людей превращать в деньги для Хозяев…
— путём — всемирного — лагерного — капитализма — да — этот — абрикос — начал — действовать — сам — без — тебя.
— Ещё бы, он в самых верхах нынче, ему и карты в руки, — лениво поддакнул себе Внешнему Цахилганов.
— И чёрное Солнце бывшего Союза воссияет вновь! Чтобы обогревать лишь властителей мира! И успокоится тогда Солнце живое, ибо людские энергии будут утилизированы здесь, на земле, для успешного поглощения мировым капиталом!..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда-то, в незапамятные времена, село Буян располагалось на недосягаемом острове, о чём говорит местное предание. Теперь это берег таёжной реки, диковинная глухомань, в которую не заманишь благоразумных людей, – там «птицы без голоса, цветы без запаха, женщины без сердца». Неприветливое село крепко ограждено от внешнего мира – хозяйским древним укладом и строгими заветами старины. И только нечаянное появление в селе городского проходимца вносит разнобой в устоявшийся быт.Разбойничья народная вольница и жертвенность, угрюмый провинциальный навык уклонения от новшеств и склонность к самосуду – все эти противоречия русской жизни сплетаются в тугой узел трагедии здесь, где сообща, на свой лад, решают, как уберечь село от участи Кондопоги и Сагры.
Вера Галактионова обладает и истинно женской, сердечной наблюдательностью, и философским осмыслением, и выразительной, мускулистой силой письма, и оттого по особенному интересно и неожиданно раскрываются в её произведениях злободневные и вечные темы — в жизненных ситуациях, где сталкиваются грубое и утонченное, низменное и возвышенное.
Бабушка учит внучек-комсомолок полезным житейским премудростям — как порчи избежать, как колдуна от дома отвадить, как при встрече с бесом не испугаться...
"Спящие от печали" - это повесть о жизни в небольшом азиатском селении Столбцы. Повесть буквально сплетена из снов его обитателей, где они переживают вновь и вновь свои неудачи, утраты, страхи. Само место - тоже, словно порождение сна: "Эта негодная местность считалась у тюрков Воротами ветра, а ветры зарождаются и вертятся духами опасными, непонятными". Здесь "в азиатской России, русской Азии" словно затаилась сама жизнь "в темноте, обступившей … со всех сторон", здесь "затаилось будущее". Спящих, несомненно, ждет пробуждение - его предвестником становится странствующий монах Порфирий, чье появление в Столбцах приносит покой их жителям.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.
Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.