451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - [63]

– Сколько вам лет, Джон?

– Двадцать три, – ответил тот.

Уайлдер растерянно вертел в руках вилку и нож. Он вдруг побледнел. Сидевший рядом космонавт шепнул ему:

– Капитан Уайлдер, тут что-то не так.

Сын пошел за стульями.

– Что вы хотите сказать, Уильямсон?

– Мне сорок три года, капитан. Двадцать лет назад я учился вместе с молодым Хетэуэем. Он говорит, что ему теперь всего двадцать три, но это одна видимость. Это все неправильно. Ему должно быть сорок два, самое малое. Что все это значит, сэр?

– Не знаю.

– На вас лица нет, сэр.

– Мне нездоровится. И дочери тоже – я их видел лет двадцать назад: а они не изменились, ни одной морщинки. Можно попросить вас об одолжении, Уильямсон? Я хочу дать вам одно поручение. Объясню, куда пойти и что проверить. К концу завтрака незаметно скройтесь. Вам всего десять минут понадобится. Это недалеко отсюда. Я видел с ракеты, когда мы садились.

– Прошу! О чем это вы так серьезно разговариваете? – Миссис Хетэуэй проворно налила супу в их миски. – Улыбнитесь же! Мы все вместе опять, путешествие завершено, вы почти дома!

– Да-да, конечно. – Капитан Уайлдер засмеялся. – Вы так чудесно, молодо выглядите, миссис Хетэуэй!

– Ах, эти мужчины!

Он смотрел, как она плавной походкой двинулась дальше, внимательно смотрел на ее разрумянившееся лицо, гладкое и свежее, точно наливное яблоко. Она звонко смеялась шуткам, усердно подкладывала салат на тарелки, не давая себе передышки. Долговязый сын и стройные дочери состязались с отцом в блестящем остроумии, рассказывая про долгие годы своей уединенной жизни, и гордый отец кивал, слушая речь детей.

Уильямсон сбежал вниз по склону.

– Куда это он? – спросил Хетэуэй.

– Проверить ракету, – ответил Уайлдер. – Так вот, Хетэуэй, на Юпитере ничего нет, человеку там делать нечего. На Сатурне и Плутоне – тоже…

Уайлдер говорил машинально, не слушая собственного голоса; он думал только об одном: сейчас Уильямсон бежит вниз, скоро он вернется, поднимется на горку и принесет ответ…

– Спасибо.

Маргарет Хетэуэй налила ему воды в стакан. Движимый внезапным побуждением, капитан коснулся ее плеча. Она отнеслась к этому совершенно спокойно. У нее было теплое, нежное тело.

Сидевший против капитана Хетэуэй то и дело замолкал и с искаженным болью лицом касался пальцами груди, затем вновь продолжал слушать негромкий разговор и случайные звонкие возгласы, поминутно бросая озабоченные взгляды на Уайлдера, который жевал свой пряник без видимого удовольствия.

Вернулся Уильямсон. Он молча ковырял вилкой еду, пока капитан не шепнул через плечо:

– Ну?

– Я нашел это место, сэр.

– Ну, ну?

Уильямсон был бледен как полотно. Он не сводил глаз с веселой компании. Дочери сдержанно улыбались, сын рассказывал какой-то анекдот.

Уильямсон сказал:

– Я прошел на кладбище.

– Видели четыре креста?

– Видел четыре креста, сэр. И имена сохранились. Я записал их, чтобы не ошибиться. – Он стал читать по белой бумажке. – Алиса, Маргарет, Сьюзен и Джон Хетэуэй. Умерли от неизвестного вируса. Июль две тысячи седьмого года.

– Спасибо, Уильямсон. – Уайлдер закрыл глаза.

– Девятнадцать лет назад, сэр. – Рука Уильямсона дрожала.

– Да.

– Но кто же эти?

– Не знаю.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Тоже не знаю.

– Расскажем остальным?

– Попозже. Продолжайте есть как ни в чем не бывало.

– Мне что-то больше не хочется, сэр.

Завтрак завершало вино, принесенное с ракеты. Хетэуэй встал.

– За ваше здоровье! Я так рад снова быть вместе с друзьями! И еще за мою жену и детей – без них, в одиночестве, я бы не выжил здесь. Только благодаря их добрым заботам я находил в себе силы жить и ждать вашего прилета.

Он повернулся, держа бокал, в сторону своих домочадцев; они ответили ему смущенными взглядами, а когда все стали пить, и совсем опустили глаза.

Хетэуэй выпил до дна. Не успев даже крикнуть, он упал ничком на стол и сполз на землю. Несколько человек подбежали и положили его поудобнее. Врач наклонился, послушал сердце. Уайлдер тронул врача за плечо. Тот поднял на него взгляд и покачал головой. Уайлдер опустился на колени и взял руку старика.

– Уайлдер? – Голос у Хетэуэя был едва слышен. – Я испортил вам завтрак.

– Чепуха.

– Попрощайтесь за меня с Алисой и детьми.

– Сейчас я их позову.

– Нет-нет, не надо! – задыхаясь, прошептал Хетэуэй. – Они не поймут. И я не хочу, чтобы они понимали! Не надо!

Уайлдер повиновался.

Хетэуэй умер.

Уайлдер долго не отходил от него. Наконец поднялся и пошел прочь от потрясенных людей, окруживших Хетэуэя. Он подошел к Алисе Хетэуэй, глянул ей в лицо и сказал:

– Вы знаете, что случилось?

– Что-нибудь с моим мужем?

– Он только что скончался: сердце.

Уайлдер следил за выражением ее лица.

– Очень жаль, – сказала она.

– Вам не больно? – спросил он.

– Он не хотел, чтобы мы огорчались. Он предупредил нас, что это когда-нибудь произойдет, и велел нам не плакать. Знаете, он даже не научил нас плакать, не хотел, чтобы мы умели. Говорил, что хуже всего для человека познать одиночество, познать тоску и плакать. Поэтому мы не должны знать, что такое слезы и печаль.

Уайлдер поглядел на ее руки, мягкие, теплые руки, на красивые наманикюренные ногти, тонкие запястья.