42 - [73]
Теперь же они перенесли агрессию вовне, став опасными не для друг друга, но для ПОДЛОЖКИ, возможно, как Феникс или даже как ликвидированный Торгау. Но я не особенно разглядываю место их обитания, поскольку в моей собственной комнате готовится нечто судьбоносное, что будет происходить по ту сторону ПОДЛОЖКИ и даже по ту сторону наших объятий и взаимопроникновения наших тел (ставших тоже своеобразной подложкой), ибо цель моих желаний оказывается мнимой, и через нее можно пойти еще дальше, словно провалиться насквозь себя и — пока наши сочлененные локомотивы и их работающие шатуны, коленчатые валы с розовыми и голубыми набухшими прожилками, волосатые маховики с раскаленной белой смазкой вкалывают на рельсах нашей койки — наивной детской парочкой выбежать, запыхавшись, на зеленую, без единого цветка, лужайку единственного совместного настоящего времени первого класса (для некурящих), где мы, расслабившись, задаем друг другу правильные вопросы или отвечаем на даже невысказанные, поскольку из будущего столь же легко вернуться в прошлое, как руке — от пупка до лобка. У меня не было никакого плана, никаких намерений, когда я вползал через увеличенную пилой «собачью дверцу» в номер флорентийского отеля, где, я знал, Карин окажется не одна. Дотронуться до голого тела моего коллеги (ведь он, как и я, не жалел сил для удовлетворения Карин) странным образом не стоило мне большего труда. Казалось даже, будто жена, безучастно сидевшая на кровати, одобряет меня. Болванчикообразное тело берлинского ортопеда было готово к сотрудничеству, то есть несильного рывка и некоторой сноровки (а также определенной не-брезгливости, например, касательно полуокрепшего пениса, который, дрогнув, попытался вздернуть голову с розовой тесемочкой, словно мог — конечно же мог! — проснуться без хозяина) хватило, дабы усадить его на подоконник открытого окна. Увидеть в полете Санта-Мария дель Фьоре и кампанилу, входящие в штопор могучим мраморным космолетом на фоне радостно-синего мироздания, показалось мне достойным прощальной картины, и, в отличие от Антея, оторванного от земли оскалившим зубы Гераклом у Поллайоло и с криком вцепившегося в локти и шевелюру прославленного героя, берлинский любовник спокойно позволил себя ударить, и в тот же миг свет, по-прежнему деливший лицо и торс Карин на зоны света и тьмы, скакнул с его спины вперед, опалив белой вспышкой грудь.
УДК 82-3 ББК 84.Р7 П 58 Валерий Попов. Излишняя виртуозность. — СПб. Союз писателей Санкт-Петербурга, 2012. — 472 с. ISBN 978-5-4311-0033-8 Издание осуществлено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, текст © Издательство Союза писателей Санкт-Петербурга Валерий Попов — признанный мастер петербургской прозы. Ему подвластны самые разные жанры — от трагедии до гротеска. В этой его книге собраны именно комические, гротескные вещи.
УДК 882-3 ББК 84(2Рос=Рус)6-44 П58 Предисловие Дмитрия Быкова Дизайн Аиды Сидоренко В оформлении книги использована картина Тарифа Басырова «Полдень I» (из серии «Обитаемые пейзажи»), а также фотопортрет работы Юрия Бабкина Попов В.Г. Сон, похожий на жизнь: повести и рассказы / Валерий Попов; [предисл. Д.Л.Быкова]. — М.: ПРОЗАиК, 2010. — 512 с. ISBN 978-5-91631-059-7 В повестях и рассказах известного петербургского прозаика Валерия Попова фантасмагория и реальность, глубокомыслие и беспечность, радость и страдание, улыбка и грусть мирно уживаются друг с другом, как соседи по лестничной площадке.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
Р2 П 58 Для младшего школьного возраста Попов В. Г. Что посеешь...: Повесть / Вступит. ст. Г. Антоновой; Рис. А. Андреева. — Л.: Дет. лит., 1985. — 141 с., ил. Сколько загадок хранит в себе древняя наука о хлебопашестве! Этой чрезвычайно интересной теме посвящена новая повесть В. Попова. О научных открытиях, о яркой, незаурядной судьбе учёного — героя повести рассказывает книга. © Издательство «Детская литература», 1986 г.
ББК 84Р7 Б 88 Художник Ю.Боровицкий Оформление А.Катцов Анатолий Николаевич БУЗУЛУКСКИЙ Время сержанта Николаева: повести, рассказы. — СПб.: Изд-во «Белл», 1994. — 224 с. «Время сержанта Николаева» — книга молодого петербургского автора А. Бузулукского. Название символическое, в чем легко убедиться. В центре повестей и рассказов, представленных в сборнике, — наше Время, со всеми закономерными странностями, плавное и порывистое, мучительное и смешное. ISBN 5-85474-022-2 © А.Бузулукский, 1994. © Ю.Боровицкий, А.Катцов (оформление), 1994.
Карл Штерн живет в Берлине, ему четырнадцать лет, он хорошо учится, но больше всего любит рисовать и мечтает стать художником-иллюстратором. В последний день учебного года на Карла нападают члены банды «Волчья стая», убежденные нацисты из его школы. На дворе 1934 год. Гитлер уже у власти, и то, что Карл – еврей, теперь становится проблемой. В тот же день на вернисаже в галерее отца Карл встречает Макса Шмелинга, живую легенду бокса, «идеального арийца». Макс предлагает Карлу брать у него уроки бокса…