40 лет Санкт-Петербургской типологической школе - [25]

²+A+P_ob³+P/Num.

Из (8) видно, что в модели представлено три позиции для показателей лица/числа объекта. Они являются взаимоисключающими, ср. следующие реализации:

В (9а), (9б) морфа — tэk соотнесена со значением агенса и, следовательно, занимает правую терминальную позицию P/Num, ср. 7; в (9в) она соотнесена со значением объекта и занимает позицию Р_ob³, ср. (8).

Минимальная модель словоформы императива в чукотском имеет следующий вид:

(10) T/M+R+A+P/Num.

Это модель моноперсонального глагола. В модели полиперсонального глагола должны быть добавлены дополнительно распределенные позиции Р_оb, ср. (8).

Исполнитель в императиве различается во всех лицах/числах:

В чукотском языке, помимо финитных глаголов, независимый предикат могут выражать формы так называемых предикативов, ср. [Володин 2000а]. Минимальная модель этих словоформ имеет следующий вид:

(12) M+R+in(e)+P/Num.

О морфологическом сегменте — in(e) см. ниже, 3.2.

Итак, в чукотском только финитный глагол имеет четыре минимальных модели словоформы. Учет минимальных моделей предикативов, имен и наречий существенно увеличит этот список.

1.3.2. Язык кламат. Этот язык полноценно (на уровне грамматики, словаря и текстов) обследован американским дескриптивистом М. Баркером в 60-е годы XX века. В максимальной позиционной модели насчитывается 25 порядков, маркированных цифровыми индексами слева направо, начиная с № 1 (левая терминальная позиция). Подобный способ нумерации свидетельствует о том, что Баркер (как истый дескриптивист) не был озабочен проблемой поиска точки отсчета в анализируемой системе и устанавливал дистрибуцию морфем, не разделяя их на корни и аффиксы. В модели Баркера выделяется три несмежных позиции, заполненные морфемами, которые могут быть квалифицированы как корневые:

Порядок 4: 91 морфема со значением «типового действия»

Порядок 7: 954 морфемы со значением «действия»

Порядок 10:123 морфемы со значением «направления» (цит. по [Стегний 1983: 18–19]).

Проблема установления минимальных моделей словоформы Баркера не занимала; для этого пришлось написать целую диссертацию, что и было сделано В. А. Стегнием в 1983 г. В этой последней работе установлено 8 минимальных моделей словоформы финитного глагола [там же: 15]. Поскольку в порядке 7 представлено наибольшее количество морфем, то следует ожидать, что именно эти морфемы больше других претендуют на статус корневых и именно порядок 7 должен быть представлен в любой словоформе. Тем не менее, это не так. Морфемы порядка 7 образуют глагольные словоформы (1) самостоятельно (в обязательном сочетании с морфемой порядка 23), (2) в сочетании с порядком 4, (3) в сочетании с порядком 10, (4) в сочетании с обоими названными порядками. Несколько конкретных примеров:

Наряду с этим фиксируются словоформы, не содержащие морфем порядка 7, но включающие морфемы порядков 4 и 10 или только порядка 4:

Ограничимся этими примерами. Они могут оставить невольное впечатление, что наивысшей степенью обязательности обладает порядок 23 — он представлен в любой из приведенных словоформ. Это порядок аффиксальный, но он занят показателями категории Т/М. Следует подчеркнуть, что в этой же позиции в кламат находятся показатели императива, различающие исполнителя второго и первого лица в ед. и мн. числе, ср. выше, (10), (11). Лицо в неимперативе выражается в кламат за пределами глагольной словоформы.

1.3.3. Кетский язык привлекается к сопоставлению отнюдь не по причине наличия в нем большого количества минимальных моделей. Вероятно, их не менее двух десятков (скорее даже более), этот вопрос еще не исследован. В кетском языке, как и в кламат, позиция корневой морфемы — не единственная и не стабильная. В максимальной модели, построенной Г. К. Вернером, таких позиций три: К1 (нулевой порядок, сдвинутый к правой границе словоформы), К2 и КЗ (порядки 12 и 13 соответственно) [Werner 1997:154–155]. Эта тройка составляет так называемую «рамку основы» (Stammrahmen); в максимальной модели С. С. Буторина соответствующие фрагменты определяются как «левое/правое составляющее базы», причем в правом составляющем (нулевой порядок) выделяются подпорядки «корень» и «полукорень». Это весьма существенное уточнение, которое подтверждает нестабильность позиции корня в глагольной словоформе кетского языка. В работе [Максунова 2002], единственной диссертации по кетскому, защищенной носительницей языка, — некритическое следование модели Вернера приводит к прямым курьезам. Например, у глагола «забывать» прерывная «основа» имеет вид эн-/-/-сюк в однократном способе действия и эн-/-/-сёк-н¸-да в многократном способе действия (выделены морфы, которым приписан нулевой порядок). Поскольку по Вернеру нулевая позиция всегда приписана крайней правой морфеме в цепочке «основы», то выходит, что у глагола «забывать» в разных способах действия — разные корни. Этот пример далеко не единственный. Подобные казусы, впрочем, в высшей степени полезны — они определяют направление для дальнейшего совершенствования и экспликации позиционной модели кетского языка. Возможно, для кетского языка, как и для языка кламат, целесообразнее было бы отказаться от идеи нулевого порядка.