40 австралийских новелл - [14]

— Лео! — раздался мамин голос из спальни. — Куда ты делся, милый?

В глазах у него потемнело. Схватив рыбу, он снова бросился на черную лестницу, выскочил за ворота и побежал по зеленой лужайке к волнорезу. Начался прилив, вода захлестывала отмели, пенясь у берегов устья и подмывая их. Он постоял немного, плотно сжав губы, глядя на бушующий поток, окаймленный всплывшими водорослями, потом размахнулся и швырнул в него рыбу. Она шлепнулась в воду, сначала скрылась, а потом всплыла и стала болтаться на боку, устремив на него выпученный глаз.

— В чем дело, сынок? — крикнул рыбак, чинивший сети. — Испортилась?

— Испортилась, — еле выговорил он.

В горле у него стоял комок. Внутренне он весь сжался. С сухими глазами и каменным лицом он смотрел, как волна подхватила рыбу и унесла ее в море.

КОРОТЫШКА, ТОВАРИЩ ПОВАРА (Перевод В. Артемова)

Монотонное громыханье балансира и скрежет бура ни на минуту не утихали. Повар, круглоголовый крепыш с багровой жизнерадостной физиономией, стоял в дверях, поджидая гудка с вечерней смены. Кажется, пора бы. В кухне на Грубосколоченном столе приготовлен ужин: кофе, толстые куски пшеничной лепешки, миска компота из сушеных абрикосов. Повар нарезает для трубки табак и думает — когда же наконец они явятся и отпустят его на боковую.

Лагерь расположен на самом высоком в округе холме, и террикон вздымается вверх прямо из черных зарослей акации, четко вырисовываясь на фоне осыпанного звездами неба. Изредка на вырубку выходят лесные звери, с любопытством разглядывают бушующее в топке пламя и, с треском ломая сучья, уходят в чащу, наполняя звуками ночную тишину.

Почти весь вечер повар подсчитывал, хватит ли ему муки до прихода обоза. С непривычки он устал. К тому же у него из головы не выходило, что прошли уже шестьсот метров, а большой воды все нет. Между прочим, обыкновенная, ничем не разбавленная вода прежде вряд ли привлекла бы его внимание.

Облезлая дворняжка, спавшая в углу освещенной двумя сальными свечами кухни, зарычала и поднялась со своего места. О том, что поблизости чужой, можно было догадаться только по этому признаку — машины заглушали все прочие звуки. Повар застыл в выжидающей позе, забыв про горящую спичку, от которой только что прикурил трубку. Из зарослей акации появился всадник, подъехал к дому и соскочил с лошади. Отблеск свечей на секунду скользнул по его лицу.

— Коротышка! Ты? — удивился повар.

— А кто же еще? — отозвался незнакомец.

Он снял седло и, не говоря ни слова, стал стреноживать лошадь. Повар сунул руки в карманы и изо всех сил запыхтел трубкой.

— Как ты разыскал меня? — спросил он наконец.

— Последние две недели все время расспрашивал про поваров. На тракте встретил бурильщиков. От них узнал про ваш лагерь. Как звать тебя, никтс не знал, ко остальное вроде сходилось.

Незнакомец вошел в кухню и уселся ка лавку у стола. Это был невзрачный жилистый человечек, на его землистого цвета морщинистом лице торчали чахлые кустики волос, а Еыцветшие глазки бегали по сторонам. По сравнению с толстым, добродушным поваром он выглядел просто наглядным пособием для изучающих хроническое несварение желудка.

— Есть хочешь? — прервал затянувшееся молчание повар.

— Так себе, — ответил Коротышка, без особенного вожделения посмотрев на миску с компотом. — Как услышал про ваш лагерь, решил времени на жратву не терять… Сразу почувствовал, что малый, о котором они говорили, это ты… Как тут насчет работы?

— Не очень, — сказал повар. — И вообще тут все скоро кончится. Ищут воду и вот — вот попадут на нее.

Темы для разговора, кажется, иссякли. Дворняга поднялась и со всех сторон весьма неодобрительно обнюхала Ко ротышку. Только теперь раздался гудок. Из‑под навесов, разбросанных по склону холма, вылезли пять — шесть человек и, подтягивая штаны, направились к кухне. Повар точно преобразился. Его толстые руки и ноги мелькали с быстротой молнии. Он сновал по кухне с кофейником и жестяными кружками, разливая кофе для возвращающейся смены.

Люди входили молча, с трудом преодолевая забиравший их сон. Им было не до Коротышки. Харли, десятник, о чем-то напряженно думал и даже не обменялся с поваром обычной шуткой. Однако, когда все стали разбредаться по своим местам, толстый повар вышел из кухни вместе с десятником.

— Тут один тип работу ищет, — сказал он. — Может, у нас что‑нибудь найдется?

— Что ты, шеф! — ответил Харли. — Я и так не знаю, что мне с этими‑то сопляками делать. Утром новый погонщик поехал с волами и вдребезги разнес о дерево цистерну.

— Малый умеет держать топор, — не сдавался повар. — Он вполне справится с дровами для локомобиля.

— Не нравится он мне что‑то, — ответил Харли. — Черт меня побери, если у него от работы когда‑нибудь ломило спину.

Повар помрачнел.

— Я не хотел навязываться, — сказал он, — но он мой старый товарищ. Я думал…

Что он думал — значения не имело, так как отношение десятника сразу изменилось. Желания повара, любимца всего лагеря, почитались священными.

— Говоришь, он тебе товарищ? — пробурчал десятник. — Что ж, это меняет дело. Забудь, что я говорил. Пусть сегодня переспит у тебя, а завтра поставлю его на работу.