40 австралийских новелл - [11]

Волны молочного оттенка, бьющиеся о песок; шутки и веселая возня рыбаков, когда, нагрузившись бревнами, они встречались и расходились и снова встречались; ослепительно белый, как снег, песок, сверкающий на солнце! И радостное чувство товарищества, когда днем, устроив передышку, они уселись в кружок выпить крепкого чаю!

«Что, Слизняк! Табачку не захватил? На, угощайся моим… Никогда еще такой славной работенки по утрам не

Перепадало. Верно, Слизняк? Выпьем, ребята, чтобы американские лесовозы почаще садились на мель. Построим Слизняку вышку на берегу, дадим ему работку — пусть их высматривает».

Смех, валянье в песке— и на душе такое чувство, словно теплое течение несет тебя куда‑то вместе с другими. Как хорошо все было, за самое сердце трогало! Но теперь может ли он спокойно вспоминать об этом?

Долго сидел он так, погруженный в тяжелое раздумье, и на душе у него было черно, как никогда; потом, словно блеск молнии, в нем снова проснулась крыса, оглушенная, израненная, но все еще злобно живая. Враждебным взглядом обвел он доски.

— Ну, раз так, никому они не достанутся, — сказал он себе. — Уж об этом я позабочусь. — И взяв в одну руку несколько сухих веток, он другой стал нащупывать в кармане коробку спичек.

УЛОВ (Перевод И. Боронос)

Сбросив одежду, мальчуган побежал к лужицам, оставшимся после отлива среди плоских камней на берегу. Под ногами он ощущал тепло высыхавшего камня, его тело шелком окутывал предвечерний воздух. С радостным воплем он схватил пучок длинных водорослей, усыпанных солеными ягодами, и стал размахивать им над головой, обдавая себя прохладными брызгами.

— Не подходи к краю, старина, — предостерег его мужчина, оторвав взгляд от жестянки с наживкой.

«Ну к чему он так говорит? — подумал мальчуган, нахмурившись, и раздавил пальцами ягоду. — Ведь я же не маленький».

Сколько удивительного было в этих небольших озерцах, где в прозрачной воде, доходившей до пояса, виднелись анемоны, разноцветные водоросли, песчаные островки, будто озаренные зеленоватым неоновым светом. Яркие полосатые рыбы сновали между крохотными гротами, расписные крабы выглядывали из расщелин, а иногда попадались желтовато — зеленые угри с гусиными головками.

У края плоской каменистой полосы перед скалами прибой, такой свирепый во время прилива, теперь ворчал, как усталый зверь, время от времени вздымая облака брызг, Испарявшихся на лету. Ярдах в двухстах полукругом рае-* кинулся пляж — на песке кое — где виднелись загорелые тела, а за пляжем, на пологом склоне, в кустах банксии уютно прятались домики с красными крышами. Еще дальше, близ устья реки, расположился отель с балконами и теннисным кортом.

Ни одна морская птица не нарушала сонного покоя воздуха, пронизанного солнцем. Даже человек, приготовившийся подальше закинуть лесу, казалось, дремал и едва ли думал о том, что делает. Стоя голышом у края скалы, мальчик внимательно разглядывал его: плотная фигура в синей рубашке и коротких брюках защитного цвета, на голове — фетровая шляпа с опущенными полями, в углу рта торчит изогнутая трубка.

После завтрака он услыхал, как мать сказала шепотом:

— Возьми его с собой на скалы, Брайан. Он обожает ходить с тобой. Ведь это в последний раз.

Все утро она была такая тихая и грустная. Не из‑за того ли, что Брайан должен уехать до рассвета? Мальчик сам чувствовал себя несчастным при мысли об отъезде Брайана. Завтра из города приезжает отец и не будет больше ни пикников на берегу, ни поездок на отмели, когда мама резвится, как девочка, а Брайан, сидя на веслах, поет смешные песни. Отцу никогда не хочется кататься на лодке. Он долго спит после еды и почти не выходит из дому, разве только изредка отправляется поиграть в гольф у Соленого озера.

В воздухе просвистела леска, и грузило шлепнулось в воду на глубоком месте у скалы. Мужчина с потухшей трубкой в зубах, в низко надвинутой на глаза шляпе стал ждать. Через разделявшее их пространство до мальчика донесся его дружелюбный грубоватый голос:

— Как вода, Лео?

— Лучше некуда, Брайан.

— Не очень холодная?

— Когда окунешься, совсем не холодная. Посмотри, здесь можно лечь!

— Хорошо, только не поранься о коралл. Смотри, чтобы с тобой опять не случилось беды.

«И почему до сих пор он не может забыть об этом?» — думал мальчуган, распластавшись в мелкой лужице, так что только лицо осталось над водой. Он отлично знал, что Брайан имел в виду. Оба они, и мать и Брайан, сердились на него за тот случай прошлым летом. Когда Брайан должен был уезжать, мальчик взобрался на верхнюю перекладиМу веранды, держась за водосточную трубу, — он только хотел взглянуть, вывели ли из гаража отеля новую гоночную машину Брайана. Вдруг нога его соскользнула — и больше он не помнил ничего, только сильно болело плечо, когда мама с ним на руках бежала по лужайке к отелю. Брайану пришлось везти их за десять миль к доктору, а потом обратно поздно ночью, и когда машина прогромыхала по бревенчатому мосту и стал виден свет в доме, они поняли, что отец уже приехал из города. Ну и сердитый же был отец, когда они увидели его у ворот при свете фар… сердит не на него за то, что он сломал ключицу, а на всех них. Каникулы были совершенно испорчены.