361 - [47]

Весь первый этаж занимал магазин грампластинок со сверкающей витриной.

Остальные семь этажей старого кирпича и грязных окон рядом с ним выглядели столь же неуместными, как огромная волосатая бородавка на щеке хорошенькой девушки.

Слева от магазина находилась дверь подъезда для жильцов дома. Я вошел и по узкой замусоренной лестнице, освещенной тусклыми двадцативаттными лампочками без плафонов, поднялся на третий этаж.

Имя Уильяма Чивера стояло последним в списке, приклеенном к двери из матового стекла. На самом деле это была не юридическая фирма, а всего-навсего одна из тех захудалых контор, которую сообща снимают несколько профессионалов-неудачников, чтобы было легче платить за аренду помещения и жалованье секретарше.

Секретаршей оказалась молоденькая негритянка с очень светлой кожей. У нее были искусственно выпрямленные волосы, завитые затем в «греческом» стиле. На ней была свободная кружевная блузка с высоким воротником, судя по всему, созданная модельерами для городских девушек с крупным бюстом.

Увидев меня, она улыбнулась и закрыла тоненькую книжку Лэнгстона Хьюза[8], заложив пальцем страницу.

— Чем я могу вам помочь? — У нее был легкий английский акцент, характерный для уроженцев Ямайки.

— Мне нужен Уильям Чивер, — ответил я, надеясь, что у адвокатов в этой конторе есть хотя бы отдельные кабинеты.

— Его нет.

— Вот как? — Я озабоченно нахмурился. — Мне необходимо как можно скорее с ним связаться. Вы не знаете, когда он должен вернуться?

— Мистер Чивер? О, нет. Он бывает в конторе очень редко. — Она вытащила палец из книги. — Честно говоря, порой я удивляюсь, зачем ему вообще нужен кабинет.

— Разве он не встречается здесь с клиентами?

— Что-то я этого не замечала. — Она явно была готова болтать о мистере Чивере хоть целую неделю. — Единственные его клиенты, которых я здесь видела, — ядовито добавила она, — это всякие картежники и букмекеры, которых он присылает на консультации к мистеру Партриджу. — Девушка доверительно подалась ко мне, навалившись грудью на книгу. — Лично мне кажется, что мистер Чивер просто использует мистера Партриджа, подсовывая ему подобные дела. Я думаю, если широкая публика будет связывать имя мистера Партриджа со всяким хулиганьем и шулерами, это может повредить его репутации.

Я улыбнулся, услышав такое искреннее и четко сформулированное мнение, несомненно, сложившееся в бесчисленных воображаемых разговорах.

— Если вы выйдете замуж за мистера Партриджа, — сказал я, — то уверен, что сумеете противостоять этому дурному влиянию.

Она покраснела, что было хорошо заметно при такой светлой коже, и опустила голову, перебирая бумаги на столе.

Мне вовсе не хотелось ее смущать, она была приятной девушкой, но в таком состоянии она скорее бы ответила на мой вопрос.

— А вы не могли бы дать мне адрес мистера Чивера? Мне совершенно необходимо сегодня с ним поговорить.

— Да, конечно! — По-видимому, она была только рада сменить тему разговора, поскольку тут же схватила маленькую записную книжку и принялась ее листать. Я попросил у нее карандаш и лист бумаги и записал адрес. Чивер жил всего в нескольких кварталах отсюда, на 110-й улице, в доме, фасад которого выходил прямо на северную окраину парка Это был старый кирпичный дом, построенный еще в те времена, когда в этом районе жили только богатые белые. С тех пор многое изменилось. В большом вестибюле штукатурка на стенах и потолке потрескалась и осыпалась.

На двери лифта одно и то же тупое ругательство было нацарапано семь раз подряд. Стены коридора восьмого этажа были покрыты серой облупившейся краской. Открыв дверь с надписью «Служебная лестница», я оказался в маленькой пятиугольной комнатке с цементным полом, вдоль стен которой стояли мешки с мусором. На каждой из четырех дверей черного хода, ведущих в квартиры, белой краской были грубо намалеваны буквы.

Дверь, помеченная буквой "0", была заперта, и я застыл на месте, поняв, как это меня обрадовало.

Одного человека я убил случайно. Другого — в перестрелке, когда у меня даже не было возможности задуматься об этом. Но теперь я не представлял, смогу ли расчетливо и хладнокровно убить Чивера.

А если нет? Одно дело — говорить о мести, и совсем другое — решиться на это.

Тогда я заставил себя вспомнить отца, смертельно напуганного и истекающего кровью. Подумал о Билле и его жене, которую никогда не видел.

Вспомнил, каким увидел себя в зеркале в доме на озере Джордж. Ощутил в себе чужеродный предмет — маленький стеклянный шарик, который никогда не сможет заменить мне глаз. Я заглянул в черную дыру, рваную рану, исковеркавшую всю мою жизнь.

Но ничего не вышло. Я так и не смог почувствовать ненависти ни к Чиверу, ни вообще к кому бы то ни было. Мне было одиноко и жаль себя.

Да, все напрасно, все впустую. Видно, все, через что мне пришлось пройти, так ничему меня и не научило, и я остался таким же рохлей.

Я прислонился спиной к двери и сполз на пол, упершись коленями в подбородок и обхватив голову руками. Слабовольная и ни на что не годная тряпка. Жалкое, сломленное духом ничтожество.

И тут я неожиданно дико на себя разозлился. Вскинув голову и сверля глазами дверь Чивера, я в бешеной ярости осыпал себя отборными ругательствами, но вскоре выдохся и, вытянув ноги, замер, бессмысленно уставившись на мешки с мусором.