33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь! - [16]
В 1979 году мы с мамой поехали на съемки к отцу. Съемочная группа кинофильма “Похождения графа Невзорова” находилась в Махачкале. Сезон отпусков и массовый выезд советских граждан к морю, гостеприимный народ…
Всеобщий интерес к важнейшему из искусств – кинематографу взбудоражил весь город. Кинематографисты были желанными гостями в каждом доме; им любезно предоставляли всё необходимое для работы, а также всюду угощали, любили и восхищались.
Вот поэтому мы и отправились на съемки – чтобы за всей этой широтой гостеприимства, мы не “потеряли” папу. Это сейчас, в эпоху продюсерского кино, натуру, предполагающую экзотическую страну снимают в Подмосковном пансионате, а тогда – экспедиция к морю, да еще и в лучший сезон! Вот тебе и фрукты-витамины да шашлычок под коньячок (между прочим). И госбюджет позволял распластаться смете вдоль всего каспийского побережья. Режиссеры при появлении хоть малейшего облачка, долго раздумывая, заломив руки за спину, мучительно принимали решение о съемке или об отмене смены, и, к всеобщему ликованию, все отправлялись гулять, и кутить, и наслаждаться и морем, и всеми достопримечательностями города. Подолгу засиживаясь в ресторанчиках и кафе и, конечно же, рассуждая о кинематографе и обо всём искусстве в целом.
Это особое время нашего кино. В стране уже приближались иные времена. И у моего папы были записи Высоцкого. И отец даже с ним был лично знаком.
Съемочную группу разместили в гостинице “Каспий”. И все ее обитатели тут же зажили своей обычной, никому не понятной кинематографической жизнью. Зашумели, закипели кастрюльки и чайники на доморощенных электрических плитках. Декораторы стали заполнять номера и балконы каким-то хламом, костюмеры – развешивать повсюду белье, стирая его и тут же добиваясь фактурности, реквизиторы отправились по восточным блошиным рынкам в поисках антикварной утвари. Все эти оголтелые и одержимые кино люди, ко всеобщему изумлению и удивлению, тащили всё в номера, постепенно вытесняя обычный уют и спокойствие советской здравницы.
Я всегда был любопытным, и, конечно, оказавшись на съемочной площадке, был страшно захвачен этим духом кинематографа. Целыми днями я пропадал на съемках, к радости своей, следя за съемочным процессом, и к спокойствию моей мамы, что вот и папа при сыне, никуда не денется, как говорится, отец с обременением.
Мои родители были удивительной парой: красивые и статные. Мама любила папу за его поэтичность и яркость. Он же ее – за настоящую русскую красоту и умение всё прощать.
Мое постоянное присутствие на съемках в виде шнурка, волочащегося за отцом, скоро заметил режиссер фильма Александр Панкратов-Черный. И вскоре, под умиленные ахи и охи тетушек-костюмеров, было принято решение снимать меня в кино.
Мне было почти пять лет. Но в эту минуту, когда меня поставили перед камерой, прозвучала команда режиссера “Камера! Мотор!”, я принял для себя решение, что обязательно стану артистом! Не знаю, что мной тогда овладело, но эта мысль была настолько отчетливой, что я до сих пор помню это свое ощущение.
Закончились съемки моего эпизода, и мне, как артисту, полагалось выплатить гонорар. Монеты туго заполнили спичечный коробок и в общей сложности составляли сумму два рубля пятьдесят копеек. Мне срочно нужно было потратить эти деньги хоть на что-нибудь, но очень особенное. И родители разрешили мне самостоятельно потратить весь свой первый гонорар. Фантазия моя разыгралась, и я попросил купить краски, целый набор красок, что и было сделано. Бочонки с гуашью в коробке были в моем полном распоряжении, и я отправился рисовать мир.
Бордюр возле гостиницы мне показался достаточно скучным. И я решил, что добавить ему красоты и изящества не помешает. Я принялся за работу, смешивая краски и расписывая его, придумывая и создавая свою “эстетику” красоты. Я был страшно доволен результатом. Таким образом я расписал весь бордюр возле гостиницы. Но тут, к моему удивлению, сбежались взрослые дяди и тети, как позже я выяснил – работники гостиницы, а также милиция, и начался страшный скандал: “Что за безобразие? Чей это ребенок? Вот уж эти кинематографисты! Мало того, что всю гостиницу захламили, так еще и ребенка заставляют своими художествами промышлять!”
И как писал Маяковский:
Ничего не понимают эти взрослые. Странно, но я ведь хотел, чтобы было красиво и чтобы все вокруг улыбались. Ко всеобщему позору и осуждению, я был изгнан из художников-импрессионистов, был понижен до простого дворника, которому было наказано администрацией гостиницы немедленно стереть “все эти художества”.
Спустя почти сорок лет я оказался на гастролях в Махачкале. Я играл свой моноспектакль “Всё начинается с любви”. Был полный зал. Публика принимала прекрасно. Выйдя на сцену, в одном из монологов я сказал, что именно здесь, в Махачкале, я начал свою кинематографическую карьеру. И многие подумали, что это шутка. А после спектакля я попросил отвезти меня к той самой гостинице “Каспий”. В моей памяти снова так живо возникли воспоминания: моя первая любовь к кинематографу, мама и папа, мое детство, счастье и мои “художества”. Это было свиданием с той жизнью, когда сформировалась моя мечта, и я поклялся себе, что обязательно стану артистом. Я стоял напротив этого уже постаревшего и обветшавшего здания, где прежде кипела жизнь, и подумал, как бы сейчас ему подошел мною раскрашенный в детстве бордюр!
