300 лет российской морской пехоте, том I, книга 3 - [11]
<…> Тигры, которые водятся в густых лесах Талыша, Гиляна и Мазендерана, — настоящие бенгальские королевские тигры. Они достигают 6–7 футов в длину и 3 1/2 фута в высоту, имеют красивую полосатую шкуру и очень сильны. Подаренная мне тигровая шкура имела от конца морды до начала хвоста 7 английских футов, а вместе с хвостом — 10 1/4 фута. <…>.
В первое воскресенье моего пребывания здесь я стоял рано утром на крыльце своего дома, любуясь красивыми окрестностями и прекрасным утрам. В это время мимо меня в воскресном наряде прошелестела направлявшаяся в церковь молодая жена хозяина дома, унтер-офицера и прекрасного охотника. Она дружески поздоровалась со мной, и я заметил у нее на шее странную цепочку. Когда я спросил ее, что это такое, она заявила с нескрываемой гордостью, что это когти пантеры, убитой ее мужем. Мое любопытство было возбуждено. Я дождался ее мужа, и он рассказал мне, что во время охоты на кабанов часто случается наталкиваться в густом высоком камыше на спящую или отдыхающую пантеру. „Хотя у меня, — добавил он, — и нет дурных намерений против нее, потому что я охочусь на кабана, все же зверь вправе предполагать, что моя пуля предназначена для него. Чтобы не быть разорванным, я должен быть начеку и упредить зверя, прежде чем он опомнится и бросится на меня. Такая охота, — закончил он свою речь, — требует спокойствия, хладнокровия и меткости“. Во время своей службы здесь он убил около 15 пантер, и я купил у него на память красивую пятнистую шкуру. <…>.
У нас была очень дождливая пасха, и грязь на немощеных улицах была ужасной. Однако когда сюда 31 марта для инспекции батальона прибыл генерал-лейтенант фон Краббе, стояли уже теплые, погожие дни. Я со спутниками часто совершал прогулки по окрестностям: либо вдоль моря, прибой которого мы часто подолгу наблюдали, либо вдоль горной речушки Ленкоранки вверх по направлению к лесу. На этой речушке водилось много красивых уток, так называемых астаранских — от Астары, пограничной деревни между Персией и Талышем, где они обитают. Редко я видел таких красивых птиц, средней величины, имеющих столь совершенную форму. Так как мой дом находился недалеко от берега, ночью до меня часто доносился шум прибоя, но при этом приходилось слушать и неприятную музыку, то есть кваканье множества лягушек, населявших большие лагуны. Каждую ночь я слышал жалобный крик то одного, то другого несчастного водяного жителя, который попадал в пасть змеи; чем глубже бедная лягушка проталкивалась в пасть своего врага, тем более испуганным и глухим становился ее крик. Ночью можно было также часто слышать жалобный крик шакалов, похожий на плач ребенка.
<…> Когда наступило жаркое время года, батальон, как всегда, был переведен из тогда еще нездоровой равнины Ленкорани в лагерь на близлежащих холмах, где солдаты могли насладиться свежим и прохладным горным воздухом. <…> Мы направились в долину Ленкоранки, которую пересекли дважды, продолжили свой путь сквозь великолепный лес до каменоломен Балабура (в 7 или 8 верстах от крепости), где добывался известняк для крепости Ленкорань. Отсюда мы сделали крюк через густой лес к горячим серным источникам, располагавшимся в красивом ущелье и окруженным густым лесом. Температура в источниках, которых было три, была равна 34–35° по Реомюру. Мы с истинным наслаждением искупались в одном из них. Сторож рассказал нам, что каждое лето сюда присылают много больных солдат Ленкоранского батальона. Раз в неделю им привозят продукты. Однажды в прошлом году (1835-м), продолжал сторож, нагруженная продуктами упряжка волов проезжала по селу, и тут из чащи медленно вышел тигр и стал следовать за подводой на расстоянии нескольких сотен шагов. Когда подвода миновала деревянный мост, в трех верстах от источников, он исчез в кустарнике. Бедный возница был все это время ни жив, ни мертв.
Он сообщил о своем приключении коменданту, который сначала не придал ему никакого значения, посчитав эту встречу за случайность, но, поскольку это стало повторяться все чаще, с возницей были отправлены три хороших стрелка, которые при появлении тигра, следовавшего, как обычно, на расстоянии, убили его, освободив тем самым, возницу навсегда от страха».
Барабанщики русской пехоты на Кавказе. Рисунки с натуры Т. Горшельта. 1858–1859 г. (РГБИ).
Русские солдаты в зимней походной форме на Кавказе. Рисунки с натуры Т. Горшельта. 1859 г. (РГБИ).
Унтер-офицер русской пехоты на Кавказе. Рисунок с натуры Т. Горшельта. 1860 г. (РГБИ).
18 февраля 1839 г. вместо подполковника Луценко командиром батальона был назначен майор фон Фогель. При этом прежнее совмещение всей власти в ханстве он признал «весьма неудобным, ибо занятие его по гражданскому управлению часто отвлекает от прямой его обязанности, и чрез то батальон, ему вверенный, не имеет должного образования по фронту». В связи с этим 19 мая 1839 г. в Ленкорань назначили специального жандармского подполковника. Отныне командир батальона занимался только вопросами вооруженной защиты края. При последовательных реформах кавказских войск батальон менял свои названия. 8 августа 1840 г. его переименовали в Грузинский линейный № 9-го батальон, а 31 августа 1842 г. — снова в Грузинский линейный № 8-го батальон. В связи с активными военными действиями в Дагестане батальон привлекался на смену войск, участвовавших в боевых экспедициях. Так, 21 августа 1843 г. 1-я и 2-я роты батальона были командированы в Кубу для несения гарнизонной службы, откуда 2-я рота вернулась в Ленкорань в декабре 1844 г., а 1-я рота лишь через 2,5 года — в январе 1846 г. Еще более продолжительной оказалась командировка 2-й линейной роты 15 марта 1849 г. в Нуху, где она 8 лет содержала гарнизон и вернулась в Ленкорань лишь 1 мая 1857 г. 8 апреля 1858 г. все Кавказские, Грузинские и Черноморские линейные батальоны получили общее название Кавказских, в связи с чем Грузинский линейный № 8-го батальон стал называться Кавказским линейным № 21-го.
