300 Киловоль - [40]

— Обалдеть! — только и выдохнул Роман, когда киноэкран свернулся в точку и рябь на Горизонте событий улеглась. — Да тут вся история Вселенной! Прошлое, настоящее и даже будущее!

— Смотри сюда! — перебил Википед, указывая вдаль манипулятором.

«355 год до Нашей эры» — гласил титр. Светило солнце, вокруг цвели оливковые деревья, и между ними гуляли козы. По пыльной дороге, разбитой колеями телег, с холма катилась бочка. За ней, позвякивая железом, бежал небольшой наряд легионеров, выкрикивая угрозы и оскорбления. Наконец им удалось догнать бочку и остановить. Рослый детина в латах, очевидно начальник отряда, поставил на бочку ногу и требовательно спросил:

— Имя!

— Диоген... — глухо послышалось из бочки.

— На выход! — скомандовал начальник отряда под одобрительный гогот.

В бочке послышалась возня, и оттуда высунулся заросший мужик, одетый в рваную мешковину. Легионеры подхватили его под руки, выволокли наружу и развернули к бочке лицом.

— Ноги расставить! — командовал начальник отряда. — Руки на бочку! Почему на свистки не останавливаемся? Где вид на жительство в Афинах?

Роману было интересно узнать, чем закончится эта история, но он случайно моргнул глазом, и кадр пропал. А вместо него распахнулся соседний — он был похож чем-то: по улице бежал голый бородатый человек с криком «Эврика», а за ним несся солдат с мечом.

— Чушь и вздор! — Википед подергал манипулятором Романа за локоть. — Смотри лучше сюда! — И он указал в другую сторону.

«1817 год», — гласила подпись. Здесь не было ни жаркого солнца, ни джунглей. Это было помещение, слегка напоминавшее музей. В углу пылал камин. По стенам висели портреты людей в камзолах, а на потолке, отделанном лепниной, висела монументальная люстра, в которой горели свечи. В оконце, покрытое морозными узорами, заглядывала луна — Роман знал, что именно такой ее привыкли видеть земляне. Вокруг камина собрались мальчишки, одетые в странные наряды. Среди них выделялся один — маленький и смуглый, с негритянскими чертами лица. Был он небольшого роста, и для солидности нацепил на голову черный цилиндр. В руке он держал пачку листов исписанной бумаги, какой пользовались люди в старину. Судя по коротким строчкам в столбик, это были стихи. А справа и слева от столбика стихов шли наброски и иллюстрации, видимо, поясняющие происходящее. Похоже, это были новые стихи, который парнишка декламировал друзьям. Друзья слушали с воодушевлением — охали, хлопали друг дружку по плечам и даже пошло хихикали. Роман и Википед прислушались. Поэт явно читал на русском языке. И хоть выговор у него был старинный, все было понятно без перевода:

О страшный вид! Волшебник лысый!

Ласкает дерзостной рукой

Младые прелести Ларисы!

Ужели счастлив будет он? Чу...

На этом поэта перебили: донесся сдавленный крик: «Тикай, пацаны! Старик Державин нас заметил!» Но было поздно. Загрохотала поступь тяжелых каблуков по паркету, и в кадре появилась старческая рука — вся в темных родинках. Эта зловещая рука выхватила у поэта недочитанную пачку стихов с рисунками и бросила в камин. Камин жарко вспыхнул. Следом появилась тяжелая клюка и принялась вслепую колотить собравшихся мальчишек. Те с жалостливыми криками разбежались. «Вот еще кого-нибудь замечу! — свирепо шипел старик. — А ну спать, шалопаи!»

— Что-то мне это не нравится, — озадаченно пробормотал Роман. — Мне послышалось, или он произнес имя Лариса?

— Мало ли Ларис во Вселенной? — откликнулся Википед.

— Для меня — одна! — убеждено ответил Роман и вдруг от неожиданности подпрыгнул над поверхностью каменного астероида, указав пальцем вдаль: — Ой, да вот же она!!!

«2298 год», — гласил титр. И действительно это была Лариса и Губернатор. Губернатор был почти таким же, как Роман с Википедом видели на площади утром, а вот Лариса казалась чуть моложе. Сцена происходила в какой-то комнате. Они ругались.

— Всю жизнь, всю жизнь взаперти! — твердила Лариса и топала ножкой. — Это — нельзя, то — нельзя, ничего нельзя! За что?! С самого детства: из дому — ни на шаг, в ресторан — под охраной, в школу тоже нельзя — ходят на дом репетиторы! Все девчонки как девчонки, а я...

— А ты — моя дочь! — сурово отрезал Губернатор привычным командным тоном. — У тебя блестящее будущее! Тебя ждет бизнес и политика!

— Зачем мне будущее?! — всплеснула руками Лариса. — Зачем будущее, если у меня ни прошлого, ни настоящего?! Меня тошнит от твоей политики!!! Мне плевать на бизнес! Мне нужна свобода!!! Свобода, папа! Понимаешь? Ты вообще понимаешь, что такое свобода? Я люблю рисовать, я хочу быть архитектором!!!

— Не смей орать на отца!!! — рявкнул Губернатор.

И тогда Лариса заплакала. Она закрыла лицо руками, и плечики ее начали подергиваться.

«Фашист!» — прошипел Роман неприличное старинное ругательство, так ему жалко стало Ларису. Впрочем, Губернатору тоже стало неловко.

— Ну ладно, ладно тебе... — буркнул он извиняющимся голосом и прижал дочку к себе. — Ну прекрати, что ты в самом деле. Ведь я же тебя люблю больше всего в жизни, ты же знаешь.

— Иногда я в это не верю, папа, — всхлипнула Лариса, подняв заплаканное личико.

— Послушай, доченька, — Губернатор погладил ее по голове, — постарайся понять. Это важно. Главное в жизни — уметь себя заставить. Надо сказать себе: мне надо, и точка! Вот ты думаешь, я в детстве хотел стать губернатором?