3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [17]

Спросил тетечку, не подселит ли она кого-нибудь ко мне, ведь все-таки Новый год, одному скучновато. Тетечка сказала, что вероятность моей встречи Нового года на карантине стремится к нулю.

Потом пришел майор, который вчера был с правозащитниками, и куда-то меня повел по «Бутырке». Куда — уже не помню, на какую-то очередную регистрационную процедуру. Но это не сильно важно: главное — получилась экскурсия по тюрьме.

Шли долго, через кучу коридоров и дверей. Майор их отпирал и запирал, удивляя меня тем, как он безошибочно выбирает нужный ключ из огромной связки. Когда нам попадалась хозобслуга, которая выдавала обеды в камеры, мы останавливались, майор требовал закрыть окошко раздачи, и только потом мы проходили мимо. Это меня удивило: не очень понятно, что за опасность могла исходить из окошка, в которое пролезает только миска, но мне разъяснили, что таков порядок, и все вопросы отпали.

Проходя по какому-то из коридоров, увидел, что дверь одной из камер открыта и там роется куча сотрудников, выбрасывают в коридор что-то невнятное: веревки, сигаретные пачки, коробки спичек. Все жильцы камеры — человек, наверное, пятьдесят — находились в огороженном решетками торце коридора, через который пролегал наш путь.

«Вот она, первая встреча со злыми зэками», — с волнением думал я и, приближаясь, прокашлялся, чтобы случайно не поздороваться фальцетом.

Зэки выглядели очень зэками. Во-первых, все небритые, во-вторых, все нерусские, а значит — взгляд из-под моноброви и из недр темных мешков. В основном все стояли в куче, только трое барражировали туда-сюда, крутя четки и сутулясь.

— Всем отойти к стене, — приказал майор.

Его не послушались. Тогда он приказал еще раз, и зэки слегка подвинулись к стене, всем своим видом показывая, что это они не подчиняются приказу, а просто решили размяться и отойти, к примеру, к стене.

— Арестанты, всех приветствую! — говорю.

— Здорово, здорово! — много ответов и, кстати, дружелюбных.

— Из какой хаты?

— Пятьдесят седьмой. — Мне бы тут ответить, что с карантина, но я этого еще не знал, а зэки остались в задумчивости, что это за хата такая. Кстати, номер хаты на карантине пророческий, а почему пророческий, вы поймете, если знаете номера регионов РФ, указанные на автомобильных номерах.

На этом мое первое знакомство с зэками завершилось. По его итогам у меня сложилось впечатление, что из русских в «Бутырке» только я, майор и чувак-мошенник, но он не в счет.

Позже за мной пришли в камеру и сказали: «С вещами на выход». Я собрал все, что у меня было, — кроме казенных миски, ложки и кружки, так как у меня были свои (о чем впоследствии пожалел, потом они могли бы очень пригодиться в хозяйстве), — и поплелся куда-то по переходам «Бутырки».

Привели в другое крыло. Там надзиратель-девочка. Дородная и менее приветливая.

Подводят к камере № 298. Открывают. Хорошо. Камера маленькая, на четверо нар. Стоит в ней седой небритый мужик с очень печальным лицом. На столе — таз.

Вхожу, кладу матрас.

— Здоровенько.

— Здорово.

— Олег.

— Руслан.

Жмем руки.

«Чечен», — почему-то думаю я.

— Чечен? — спрашиваю.

— Почему? — удивляется Руслан. — Русский, из Владимира.

— А что в тазу?

— Оливье.

Не успел разложиться, заходят за мной — к адвокату. Долго куда-то ведут, там — мой адвокат Кирилл.

Ну, я в хорошем настроении, он тоже приободряется (наверное, готовился меня утешать).

Выясняется следующая штука. Меня отправили в тюрьму без приговора, чего вообще не может быть, так как непонятно, на каком основании меня приняли в СИЗО. Я вспоминаю, что мне дали какую-то бумажку, но она в камере осталась. Кирилл сокрушается, бумажка очень нужна, сегодня отправляют жалобу в ЕСПЧ. Зову охранника, прошу отвести в камеру за бумажкой. Охранник всем видом демонстрирует возмущение. Я объясняю ему, что очень надо, на кону жалоба в ЕСПЧ. Войдя в положение, он долго ведет меня туда, а потом так же долго обратно.

Почему я это все объясняю? Если кто-то сидел в московских СИЗО, он знает, что день визита адвоката выглядит так. Приходит сотрудник, со всего крыла долго собирает зэков, ведет их в адвокатское крыло и запирает в боксы. Там они ждут. Потом общаются с адвокатом. Потом снова боксы, и через три-четыре часа, когда все уже обезумели в клетках два на два метра, задыхаются от сигаретного дыма и нестерпимо хотят в туалет, их толпой ведут через всю тюрьму и разводят по камерам.

А тут я бумажку забыл — давайте вернемся! Есть все-таки свои плюсы в том, чтобы быть политзэком. Только вот главный минус — сидишь ни за что.

По возвращении в камеру я продолжил процедуру знакомства. Руслан был подавлен. К Новому году всей хатой, где он до этого жил, готовились основательно. Были приготовлены яства. В новогоднюю ночь он планировал устроить видеомост с застольем своей семьи. Внезапно его попросили с вещами. Вся камера долго сопротивлялась такой вопиющей несправедливости в канун Нового года, но начальник был непреклонен. Руслана, находившегося в прострации, собирали всем миром, дали таз с оливье, какие-то наспех собранные вещи, продукты и отправили, обняв.

В той хате было тридцать человек, которые уже успели стать друзьями. Там были телевизор, средство связи, богато накрытый стол. В этой хате был непонятный я, таз оливье, стратегический запас «Доширака» и колбасы, полное отсутствие мультимедийных девайсов и строгая девочка-вертухай. В 21:00 выключали свет и не соглашались его включить, несмотря на чудо Нового года.