3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [104]

Боцман приходил, чтобы сказать мне, что завтра приезжает Лабейкин — уполномоченный по правам человека в Орловской области. Это по моей табуреточно-розеточной жалобе.

14 марта. Приезжал Лабейкин. По этому случаю во всей зоне было радикальное наведение Потемкин-style, как обычно. Жалобу подробно не обсуждали, но он сказал, что они «детально разберутся». Поговорили о живописи и о влиянии прикладного искусства на исправительные учреждения. Пожал нам с Рыжим руки со словами: «Скорейшего освобождения, мужики». Через 20 минут после его ухода Рыжего забрали в ШИЗО (чувак только что отсидел там 30 суток ни за что). Из камеры забрали стол, две иконки, табуретки. Соседнюю камеру переоборудовали под комнату воспитательной работы / дневного пребывания. Предполагается, что я буду с отбоя до подъема находиться в своей камере, где только кровать, а с подъема до отбоя — в соседней, где прибиты к полу стол и табуреты. Позже вызвали к себе Санычи (начальник колонии Геннадий Александрович Гревцев и начальник оперчасти Роман Александрович Чирков) и объяснили, что это приказ Короля Карандашиков. Очевидно, у него есть цель — спровоцировать меня. Через четыре дня президентские выборы. Хотел прогреметь на всю страну как угнетатель пятой колонны и заработать должность. Другого объяснения этому дебилизму у меня нет.

В камере так пусто, что даже эхо появилось. Ночью нарисовал во всю стену Че Гевару с сигарой и подписью «¡Hasta la victoria siempre!». А хули еще делать?

15 марта. Че с утра закрасили. Жалко, конечно. Очень недурственный де ла Серна у меня получился. В соседней камере доделали, наконец, комнату дневного пребывания. Но телик туда покамест не поставили, поэтому я даже смотреть на нее не пошел.

У смотрящего за СУСом сегодня был день рождения. Нарисовал ему в подарок открытку. Вечером смотрящий накрыл стол: куры жареные, куры вареные, плов, овощи, фрукты — пир, одним словом.

В ночи решал шахматную задачу, которую прислал отец. Не решил. Все три партии, сыгранные с ним дистанционно, проиграл вчистую. Разрядник есть разрядник.

16 марта. Пятница, а это значит, что делаю пометку в своем настенном календаре: «15». То есть 15 недель еще осталось. Веду этот календарь со 102-й недели. Цифры пишу так, чтобы на нулевой неделе получился знак бесконечности. И действительно, по ощущениям, веду календарь очень долго.

Приходил Боцман, сказал, что теперь, если буду рисовать на стенах, ко мне будет прибегать наряд и отбирать карандаши.

Надо обязательно проверить. Стены покрыты водоэмульсионной краской, поэтому при желании можно рисовать совсем без красок — водой.

Вечером по ебуку списался с Кря — другом с воли. Кроме четырех часов на краткосрочном свидании, ни разу не говорил с ним с момента посадки. Он сейчас в Румынии, и у него все плохо. В какой-то степени одно вытекает из другого.

17 марта. Я же ведь типа на диете. Готовлюсь к выходу. Ем один раз в день (по крайней мере, стараюсь). Занимаюсь шесть дней в неделю (кроме субботы). Ничего религиозного, просто по субботам баня, хочется хотя бы один день в неделю походить чистым.

Сегодня был срыв. На завтрак — хлеб с маслом, чай и вареное яйцо. На обед — роллтон, куриная грудка (пацантрэ подогнали), салат из банки горошка и банки кукурузы. На ужин — роллтон, банка бобов, банка тушенки, пайка хлеба и компот. Мучился изжогой.

Хотел посвятить день книге, но успел написать только страниц десять.

Впрочем, весь день был доволен, так как был сыт.

Ночью нарисовал на стене кусок неба.

18 марта…

19 марта. Привычное повествование прервалось, теперь восстанавливаю события по памяти. Вечером пришел начальник оперчасти Чирков и сообщил, что забирает меня в ШИЗО. Дал время собраться, но вещи я сложил абы как — усилия в основном прикладывал к тому, чтобы спрятать дневник и часть рукописи.

На киче все так же. Ну, почти. Все тепло меня приветствовали. Особенно Толя Могила. По «телефону» Толя просил пообщаться с Генсеком, чтобы его перевели ко мне. Меня поселили опять в одиночку.

Здесь теплее, чем на СУСе, но ощущаешь это буквально несколько часов. На СУСе можно сделать горячий кофе или одеться как следует и укутаться одеялом. Тут печальнее. На полу лежать пока холодно. Надо дождаться, когда принесут книги и газеты — тогда лежать можно на них. Из вещей у меня только роба, майка, трусы, свитер и носки, плюс запасные майка, трусы и носки, на баню. А первые карцеры я вообще провел в робе, майке и трусах — даже не понимаю, как не замерз до смерти.

20 марта. Был суд по взысканиям. Всё, как обычно, только новый судья в Урицком районе, но он уже настроен против нас: сперва он отклонил жалобу Кирилла по формальным основаниям, а Кирилл за это наказал его через вышестоящий суд, теперь судья строит из себя умника.

О том, что я в ШИЗО, Кирилл не знал. Попросил, чтобы он написал запрос об обеспечительных мерах — приостановить исполнение решения до судебного разбирательства. Также пытался сподвигнуть Кирилла и Алевтину на другие жалобы, но что-то они это все восприняли без особого энтузиазма. Пиздец, конечно. Я уже всем надоел, даже своим адвокатам.