3 - [14]

Я облокотилась спиной на стекло, открывающее вид на холл гостиницы. Артур сделал то же самое. Его рубашка распахнулась, обнажая красивую загорелую грудь, и, судя по всему, его это не волновало. Брюки, так и не застёгнутые на пуговицу, висели на бёдрах, открывая взору густую поросль волос внизу живота. Это тоже его не волновало, как и меня не волновал тот факт, что моя майка задралась, и работники гостиницы, стоящие на стойке администратора, могут видеть мой зад сквозь стекло.

Закрыв глаза, я откинула голову назад, продолжая поглощать едкий дым. Артур не сказал ни слова, ни о чём меня не спросил, словно поняв, что я не хочу разговаривать. Молча, мы докурили, бросили окурки в урну, и вернулись в гостиничный номер. Он снял одежду и забрался в кровать, а я пошла в душ, чтобы смыть с себя незнакомый запах накрахмаленного гостиничного белья, амбры и чего–то сладкого, похожего на ваниль.

Я не воспользовалась маленьким флакончиком одноразового мыла, который всегда есть в гостиницах. Я просто стояла под тёплыми струями воды, позволяя ей стекать по моему телу, чтобы оставить меня девственно чистой, если такое вообще возможно. Выйдя из душа, я обмоталась полотенцем и, прямо в нём, села в кресло напротив окна, чтобы увидеть, как просыпается город.

Синее небо над шпилями и крышами домов начало окрашиваться в фиолетово–розовый цвет. Потом появились оранжевые оттенки, сливающиеся с красной черепицей, а в окнах мелькнули первые блики солнечных лучей. Раскалённый диск, если верить астрономам его температура на поверхности 5726 градусов по Цельсию, поднимался выше с каждой минутой, и в конце концов окрасил небо в цвет благородного золота. Новый день пришёл в Таллинн, а вместе с ним закончилась наша первая ночь.

Я поднялась с кресла и вернулась в ванную. Взяв свои вещи с мраморной столешницы под раковиной, я оделась и пригладила влажные волосы пальцами. Взглянув на своё отражение в зеркале, склонила голову набок. Странно, но что–то знакомое мелькнуло в нём, но я не смогла понять, что. Пока я пристально изучала своё лицо, в дверях нарисовался Артур.

– Ты не спала, – спокойно сказал он, потирая шею.

– Я не сплю в одной постели с мужчинами, – призналась я.

– Почему? – спросил он, подходя к раковине.

Артур опустил руки на холодный камень и посмотрел на меня в отражении.

– Скажем так, последний опыт оказался неудачным, – ответила я, глядя ему в глаза.

– Он что, умер? – с улыбкой спросил Артур.

– К сожалению, нет, – вырвалось у меня.

В воздухе повисла ощутимая неловкость и тишина. Артур нахмурился. Я решила уйти из этого номера как можно быстрее и шагнула из ванной. Схватив свою сумочку, я повернулась и ещё раз оглядела комнату. Подойдя к столу, я взяла карандаш и написала на одном из пустых листов свой номер телефона. Подняв бумагу, я обернулась и прошагала к выходу. Натянув босоножки, я помахала своей псевдовизиткой перед лицом Артура, который по–прежнему стоял в дверях ванной, и непонимающе смотрел на меня.

– Мой телефон, – коротко объяснила я, и накинула цепочку сумочки на плечо.

– Если ты не хочешь, я не буду звонить, – буркнул он.

– Дело твоё, – я пожала плечами, – Мне в общем–то всё равно, позвонишь ты или нет.

Его лицо стало непроницаемым, а потом мускул на плотно сжатой челюсти дрогнул. Он прищурился и выхватил у меня листок. Слегка наклонившись, он прошептал у меня над ухом:

– Я позвоню.

Артур поцеловал меня в висок, и я вздрогнула. Сделав шаг назад, открыла дверь и вышла из номера.

Я солгала, когда сказала, что мне всё равно. Я хотела, чтобы Ты мне позвонил. Просто так, или назначить новую встречу. Сказать, что больше мы никогда не увидимся, или наоборот продлить условия нашего устного соглашения. Я была девочкой и всегда мечтала о том, что, когда–нибудь, и я окажусь героиней сказки со счастливым концом. Я тешила себя надеждой, что случайный секс может вылиться во что–то большее. Что такое начало может стать началом истории о большой и чистой любви.

Но такое бывает только в глупых женских романах; а в жизни всё… Иначе.

7

Дни пошли своим обычным размеренным ходом. В понедельник и вторник Джексон уговаривал меня остаться в салоне после смены и привести голову в порядок. В среду я всё–таки сдалась. Он освежил цвет моих волос, придав им оттенок горького шоколада и осветлил кончики в золотистый цвет, обзывая эту процедуру новомодным словечком «Омбре». Отомбрировав меня, Джексон подстриг мои волосы чуть ниже плеч и сделал мне чёлку, которая прикрывала мои брови. Мне понравился результат его стараний, потому что я невольно подумала о том, что теперь могу не выщипывать тонкие чёрные волоски над глазами. Всё равно не видно.

В четверг мы решили сходить после работы в кино на премьеру «Шаг вперёд: Революция». Я надела короткое розовое платье, а Джексон напялил ярко–розовую футболку с чёрной надписью: «Fuck me, I’m famous» и узкие чёрные джинсы.

Мы всегда одевались с ним в одной гамме, когда куда–то выходили вместе. Это было что–то вроде привычки, которая выработалась много лет назад. Мы шли с ним по вечернему Таллинну, и прохожие с улыбками оборачивались на нас, потому что со стороны мы больше похожи на влюблённую парочку. Длинные дреды Джексона всегда собраны в хвост, но те пряди, что были покороче, радостно подпрыгивали при ходьбе.