26 дней на Земле - [7]

Он сказал, что может раздобыть станнер, чтобы помешать нападению, и кроме того, он захватит с собой записывающее устройство, чтобы зарегистрировать все угрозы, если этот тип проявит какуюлибо активность. Я лично надеялся, что он ее не проявит.

Бомонт подготовил рукопись, в которой было записано все, что я хочу сказать тому, другому. Мысли звучали безобидно, но, если их истолковать по-другому, они могут вызвать нечто вроде короткого замыкания. Бомонт сам хотел пойти вперед и первым оказаться около моего противника. Я согласился, с одной оговоркой: нужно было смягчить некоторые выражения в тексте монолога.

Как всегда я пошел на утреннюю лекцию, но никак не мог сосредоточиться на сути предмета. Могло произойти все, что угодно. В это время года спортивными сооружениями пользовались в конце. недели, и я не был уверен в том, смогу ли я достаточно быстро вернуться в какое-нибудь здание в том случае, если с меня, как и в тот раз, сорвут дыхательную маску. Не было никакой гарантии того, что человек в одиночку сможет справиться с такими трудностями. Я больше, чем когда-либо, стал задумываться о том, каким нервным я стал. В конце концов, после обеда я пошел в полицию.

На шефа полиции мое сообщение, казалось, не произвело никакого впечатления. Он считал, что все это злая шутка, которую сыграли с новичком, вступающим в клуб. Он знал Бомонта и считал, что все это его проделки. Инициаторы инцидента воспользовались моими преувеличенными эмоциями.

Я возразил, что они нанесли мне безобразную рану. Но он ответил, что я никогда не подвергался серьезной опасности меня ударили просто для того, чтобы нанести легкую безобидную царапину. В противном случае она не была бы столь легкой, меня просто задушили бы.

Кроме того, он сомневался, чтобы в восемь часов кто-то мог оказаться там, потому что большинство движущихся дорожек, ведущих к тавернам и салонам наркотиков, находятся вне того района, а люди направляются туда, чтобы утолить гнев или боль. Он посмотрел на часы и сказал, что я не должен приходить к нему после обеда. В конце концов он пообещал, что постарается выделить мне одного человека, который проводит меня до условленного места встречи.

IT

Через некоторое время меня охватило жуткое подозрение, что шеф полиции мог быть связан с напавшими на меня и что я оказался в самом центре заговора, направленного против мутантов. Тогда мое посещение полиции поставит меня и Бомонта. в еще более опасное положение.

На протяжении всего дня я пытался связаться с ним, чтобы сообщить, какой оборот приняло это дело, но Бомонта не было дома. После долгой внутренней борьбы я, около семи часов, отправился на стадион. Я не хотел, чтобы Памела обвинила меня в трусости. По пути я зашел в оружейный магазин и купил самый большой складной нож, который там нашелся. Я с самого детства ни с кем не дрался. Нужно ли будет использовать оружие, я не знал. Буду ли я в состоянии сдержать свои нервы, я тоже не знал. Голова у меня была ясной. Но и тяжесть ножа не успокоила меня.

Как и тогда, это случилось очень быстро. Я сошел с дорожки и увидел Бомонта, стоящего под навесом. Он беседовал с каким-то мужчиной. Я приблизился к ним, а затем стал ждать, когда Бомонт начнет свою игру. Когда я подошел ближе, они внезапно прекратили беседу и Бомонт вдруг истерически расхохотался. Другой, мускулистый пожилой человек, ростом даже ниже меня - возможно, самый низенький землянин из всех, кого я когда-либо видел - также засмеялся и вынул из карман куртки короткую деревянную палку.

Я вытащил нож из футляра и ногтем большого пальца отчаянно пытался нащупать углубление. Тут все еще смеющийся Бомонт вытащил станнер и выстрелил в меня.

Выстрел причинил мне адскую боль. Станнер глушит идущие от мозга и к мозгу нервные сигналы, которые управляют моторными функциями. Побочным эффектом является ощущение, словно все тело пронизывают тысячи маленьких иголок. Корчась, словно в приступе эпилепсии, я повалился на землю. Я упал лицом вниз и ничего не видел. Я слышал, как Бомонт сказал своему спутнику, что он поработает ножом, чтобы все выглядело естественно.

Это были долгие мучительные секунды. Внезапно меня схватили, перевернули, я ждал первого удара ножом. Но увидел я прямо над собой лицо шефа полиции.

Он опрыскал меня аэрозолем, чтобы успокоить боль, и сказал, что сейчас его люди доставят меня в больницу к "лучшему доктору", который мигом вылечит паралич. Он сказал, что решился использовать меня как подсадную утку и что один из его людей всю вторую половину дня находился неподалеку отсюда, ожидая Бомонта и его друга, которые уже подозревались в подобном.

Оба они лежали на земле так же жалко дрожа, как и я. Большой полицейский глайдер повис над строениями, и из него спустились два человека с носилками. Сначала они уложили на них обоих преступников. Когда меня тоже закрепили на носилках, их уже допрашивал шеф полиции, очевидно, применив гипнотические средства. Сначала он допросил Бомонта, потом его шефа. Его признания, несвязные, словно детский лепет, перемежающиеся ругательствами, гласили, что Бомонт уже многие месяцы пытался добиться внимания Памелы - для этого он использовал другие слова и, по его мнению, был уже близок к успеху, когда внезапно появился я. Я был эгоистичным ребенком, внеземлянином и соперником, который оттеснил его, как он думал.