24 часа - [9]

Я почувствовала острую боль.

– Что именно? – спокойно спросила я.

– Джоли.

– Кто? – Я засунула нашу сумку под сиденье.

– Джоли Джонс.

– Кто? – спросила я, хотя уже знала, кого он имеет в виду.

– Ты встречалась с ней у Рандольфа. Она там пела.

Рандольф был агентом Сида. Он, как мне казалось, родился на белый свет без души и уж во всяком случае без малейших признаков совести. Он ничуть не стеснялся открыто выражать презрение по отношению ко мне. Грубиян откуда-то с севера страны, выбившийся в Лондоне в верхние слои среднего класса. И мой заклятый враг. Я думаю, его настоящее имя было Рик.

– Она певица?

– Еще какая!

Я мысленно представила себе эту высокую молодую женщину – красивую и грациозную, со смуглой кожей. Я лишь пару раз встречалась с ней на вечеринках, на которых я чувствовала себя не в своей тарелке. Она была намного выше меня и ходила в коротеньких платьях, с прической «афро» или же с разноцветными косичками, доходящими ей до талии. Будучи очень тонкокостной и хрупкой, она выглядела так, как будто нуждалась в мужчине, который поддерживал бы ее в прямом – физическом – смысле этого слова.

– А-а, помню, – сказала я. – Она что-то кричала на твоей выставке «Ева». Ну, и что с ней?

– Мы с ней теперь вместе.

Наверное, ей и в самом деле был нужен мужчина, чтобы ее поддерживать.

– Вместе? – Мой рассудок отказывался это переваривать.

– Да, вместе. Дай мне поговорить с Полли. У меня мало времени.

Я передаю телефон своей дочери и сажусь рядом с ней. Мой взор затуманивают наворачивающиеся на глаза слезы гнева. «Рандольф, наверное, вне себя от радости, – с горечью думаю я. – Считает, что у Сида теперь подходящая спутница, которая привлечет к нему всеобщее внимание и которая поэтому не чета мне».

– Папа, когда мы сели на самолет, я поела чипсов «Принглс» и выпила кока-колы из маленькой баночки. Какая-то женщина заперлась в туалете, все никак не могла потом открыть дверь и громко кричала.

Я стала смотреть в окно, моргая, чтобы отогнать слезы, прежде чем Полли их заметит.

– Мужчина в форме сказал, что она… наклюкалась джина.

Я услышала, как Сид на другом конце линии засмеялся. Значит, отныне все будет вот так. Он – и я. Он и Джоли. И я.

– Да, – с серьезным видом кивнула Полли. – Было жарко, но я ходила в шляпке.

Пауза.

– Я спрошу у мамочки. На следующих выходных?

Она отдала мне телефон, но я уже не могла говорить с Сидом.

– Я тебе перезвоню, – промямлила я и выключила телефон.

Я раньше любила Сида очень-очень сильно, хотя одному только богу известно почему. Предпринимала серьезные усилия для того, чтобы моя семейная жизнь удалась, а когда это не получилось, я стала испытывать мучительное чувство вины – главным образом по отношению к Полли.

Разрыв с мужем был самым тягостным из всего, с чем я сталкивалась в своей жизни. Но никто – даже мой самый заклятый враг – не смог бы сказать, что я не пыталась сохранить отношения с Сидом. Теперь же мне нужно было предпринять еще более серьезные усилия для того, чтобы полностью охладеть к нему.

Сейчас: час второй

10 часов утра

На окраинах этого города, который, как я выяснила, называется Пейнтон, посреди ничем не примечательной центральной улицы, где полно слегка подзагоревших людей и магазинчиков, в которых любой товар стоит один фунт, я стою возле одного-единственного все еще работающего телефона-автомата. Свой мобильный телефон, засунутый поглубже в карман пальто, я включать не буду. У меня нет зарядного устройства, и, кроме того, мне в голову засела мысль, что, как только я позвоню по нему, меня тут же кто-то выследит. Кто-то, кому лучше бы меня не находить.

У меня есть с собой немного денег, украденных из кассы, но при этом я вдруг осознаю, что не знаю наизусть ни одного телефонного номера, кроме номера стационарного телефона моей мамы и мобильного телефона Сида. Я даже не знаю, могу ли я позвонить за счет абонента и получится ли выйти на какого-нибудь оператора. Людей ведь в мире телефонной связи уже нет – есть только автоматизированные системы, и…

Я начинаю учащенно дышать: чувствую себя не очень хорошо. Сажусь на скамейку возле магазина «Новый облик», в котором я только что купила себе полосатый джемпер и не очень подходящие мне джинсы. Когда я меняла свой странный наряд в примерочной, мне пришлось вынести ухмылки слегка насторожившихся продавщиц с густо накрашенными бровями. Теперь мне нужно экономить: денег у меня осталось очень мало, и разжиться ими негде.

Я пытаюсь собраться с мыслями. Руки дрожат. Горло болит. Болеутоляющие средства постепенно перестают действовать.

Думай. Думай, Лори, думай.

Я думаю о Мэле.

Я вспоминаю, как Сид схватил его руками за шею.

На меня накатывает огромная волна тошноты.

Я звоню маме, хотя и уверена, что она еще только едет домой из Франции. Отчаянно пытаюсь вспомнить, в какое время она должна сесть вместе с Полли на скоростной поезд «Евростар», идущий из Франции в Англию. Но в моей голове лишь какая-то вата.

На мой вызов по телефону ответа нет. Я оставляю голосовое сообщение: «Это я. Лори. Я не мертва. Не переживай, мама, если ты прочтешь в газетах, что я погибла. Нет, я не погибла. Но, о господи, мама, мне очень нужно с тобой поговорить. С Полли все в порядке? Я в Девоне. Произошел пожар, и Эмили… – Я запинаюсь. На то, чтобы произнести эти слова, у меня ушел весь воздух, который я вдохнула. Мне хочется заплакать, но я не могу себе этого позволить. – Эмили погибла. Я не могу дать тебе свой телефонный номер. Я сама тебе позвоню. Не выпускай Полли из виду, чем бы ты ни занималась. Ни в коем случае не выпускай. И не разговаривай с Сидом».