22 рассказа - [4]

— Это мой наградной лист. КОБИ — кавалер ордена Британской империи младшей степени. Высокий титул. «Как осточертело биться с идиотами» — вот как я это расшифровываю.

Потом она объяснила, что служебные документы домой брать не может — они секретные.

— Везет! — сказал я. — У вас работа отдельно, а дом отдельно.

— Как в воду смотрите! — воскликнула она и расхохоталась громче, чем я от нее ожидал.

Мы поехали к ней на метро. Дверь открыл ее муж. Его звали Уоллес, он был ямайский негр. Дома ходил в вязаной шапке. Сказал, что работает плотником. Уоллес был человек неразговорчивый. Я попытался не пялиться на него с изумлением.

Пока Виктория готовила ужин, Уоллес предложил мне выпить и показал мне мою комнату. На гостевую спальню она не походила — слишком обжитая, и я задумался: «А где же спят сами хозяева? Дом-то маленький».

После ужина Уоллес забил здоровенный косяк и передал его Виктории. Она затянулась и передала косяк мне. Я глубоко не затягивался. Посмотрел на Викторию — и увидел всю ту же служащую министерства, которая в Вестминстере показала мне свои секретные документы и наградной лист.

— Я устал, — сказал я и направился в спальню, но хозяева увязались за мной. Они поглядывали на меня с большим интересом. Я сказал:

— О нет, я так не могу.

Моя английская приятельница Джейн сказала, что я очень много потерял.

Производство школьной формы

Я человек в целом консервативный. В колледже изучал маркетинг — по настоянию родителей, они хотели, чтобы я помогал им в фирме. Они тоже люди консервативные — можно даже сказать, пуритане. Потому они и выбрали эту отрасль — производство школьной формы.

В основном заказывают форму для девочек: юбки и блузки, гольфы и жакеты. Такой вид одежды слывет старомодным, но на самом деле очень актуален: теперь форму вводят во многих школах, не только в католических — в самых разных. Мои родители выбрали эту отрасль, потому что у них она ассоциировалась с добродетельностью и справедливостью. Они полагают, что пропагандируют скромность. Форма изготовляется на заказ, партиями: оговаривается расцветка клетчатой ткани для плиссированных юбок, фасон блузок и жакетов. А шьют ее для нас в основном за границей — на фабриках в Гватемале и Доминиканской Республике.

Когда я получил диплом, мне поручили работать с заказами, поступавшими по почте. По большей части это клиенты, заходящие на наш сайт, или школы и частные лица, обращающиеся к нам впервые, — самотек, в общем.

Много таких заказов поступало из Японии, некоторое количество — из Великобритании и Германии, но больше всего — из США. Чаще всего форму заказывали в одном экземпляре, и школы тут были ни при чем. Я проследил характерные особенности. Клиент сообщал в заявке расцветку, материал и размеры, прилагая уже выписанный чек.

Заинтересовавшись этими заказами, я выяснил кое-что любопытное. Размеры обычно были большие, словно для школ, где учатся только долговязые плотненькие девочки, — на взрослого человека. Таких заказов было как минимум двадцать процентов. Иногда юбки были просто гигантские. Непостижимо! Но клиенты оставались довольны я обнаружил, что большинство из них вновь заказывает у нас форму.

Где же эти школы? Конечно, какие уж там школы. Пятую часть школьной формы нашего производства покупали проститутки и фетишисты, любители сексуальных ролевых игр со всего мира, доминатриксы, садисты, трансвеститы и скрытые педофилы. Я не познакомил моих чопорных родителей со своими выводами: они, наверно, закрыли бы фирму, и что бы тогда с нами сталось?

Мой брат и его камуфляж

Мой отец разбогател на экспорте древесины из Юго-Восточной Азии — в основном тикового дерева, но и других твердых пород. Он занялся этим одним из первых — иначе говоря, на момент его смерти компания все еще процветала. Мы с моим братом Хэнком унаследовали все: крупную компанию и немаленькие дивиденды.

Посещая плантации, я заинтересовался азиатским антиквариатом и начал им торговать хлопот было столько, что я прибег к помощи Хэнка. Вскоре я обнаружил, что Хэнк ездит в Азию исключительно за наркотиками. Как и наш отец, он был новатор — одним из первых стал провозить героин в пустотелых статуэтках Будды и резных навершиях пагод небольшими, труднозаметными для таможенников партиями, чисто для личного потребления. Благодаря своему богатству ему никогда не приходилось торговать своим зельем или полагаться на наркоторговцев в Штатах. Он делал себе уколы то в предплечье, то в ступню, то в шею. Говорил: «Я все держу под контролем», — подразумевая, что ему эта привычка по карману.

Но со временем героин сожрал почти все его деньги, и одно время он брал взаймы у меня. Очень дорогостоящая привычка, и разрушительная, — полагал я.

Я поклялся:

— Если ты слезешь с иглы, я отдам тебе половину своего наследства.

Я все равно удвоил свой капитал, торгуя антиквариатом.

Хэнк ответил:

— Отстань. Я все равно что больной. Вот и позволь мне болеть спокойно. Я не в такой уж плохой форме, как многие.

Но я умолял его, пока он не согласился. Результат был неожиданный. Как только он смог обходиться без героина — после долгого мучительного лечения в наркологической клинике, — то страшно ослаб. В наркоманские времена он был крепок и полон жизни, а сделавшись нормальным человеком, стал болезненным и бледным: постоянно простужался, иногда не мог подняться с кровати. Так продолжалось несколько месяцев. Разволновавшись всерьез, я повел его к врачу, и у Хэнка нашли рак.