2084 - [64]

Эйприл не обновляла фотографию своей страницы. Ее манэки-нэко махал лапой все в тех же блеклых четырех рамках.

– Читает ли это кто-нибудь, проживающий неподалеку от Скопье? – написала Эйприл. – Есть ли у кого-нибудь там семья или друзья? – Тон поста был скептическим, обескураживающим, и он оставался без комментариев и лайков до тех пор, пока она не дополнила его позже в тот же день.

– Я спрашиваю, – написала она, – потому что это действует на меня как условный рефлекс. Рефлекс, выработанный на определенный тип новостей. Я не сомневаюсь в чьей-либо искренности, но бессознательно мы учим The Space ожидать подобных реакций в ответ на новости вроде этой. Мы что, боимся, что кто-то не увидит посты с нашим осуждением? Мы боимся, что The Space не примет наши посты, если это так? Такую манеру поведения нам навязывают? Мы размещаем фотографии зверства. Это то, что мы учим понимать The Space.

Позже появился еще один пост.

– Всякий раз, когда поступает сообщение об одном из таких инцидентов, – написала Эйприл, – я лишена прямой связи с местами, где произошла трагедия. Я не сомневаюсь, что что-то случилось, я не сомневаюсь, что люди были ранены и убиты, но мне кажется странным, что всякий раз, когда это происходит, каждый только и говорит, насколько он расстроен, и ни один не скажет: «Я видел это, это произошло рядом со мной» или «Это случилось с моим другом». Я этого не понимаю. The Space должна объединять людей, но в подобные моменты я чувствую себя одинокой как никогда.

Опять же, никто не прокомментировал ее слова, и пост быстро опускался по нашим новостным лентам, пока не исчез из виду.

Через некоторое время она выложила третий комментарий.

– В прошлом году на встрече с семьей я повидалась с одним человеком. В режиме офлайн. Я отправилась домой на каникулы, где меня встретил родственник, один из тех людей, с кем я нечасто встречаюсь. Они есть где-то в The Space, но мы не поддерживаем связь. Они спросили о бомбе, которую сбросили в Лондоне. Опять дело рук неолуддитов. Только здесь я об этом ничего не видела. Эта новость вообще не появилась в моей ленте. Я вернулась назад и усиленно искала ее. Я даже зашла на некоторые из внешних новостных сайтов, но ничего не увидела.

Некоторые из нас ответили ей, но лишь двумя-тремя фразами. Выражалось обычное подозрение в предвзятости внешних источников новостей, а кое-кто из нас увидел в этом последствия очередной шалости Эйприл, и мы опасались оказаться под прицелом ее острого язычка. Помимо всего прочего, раньше Эйприл нередко вплотную приближалась к запретной черте, но никогда еще не казалась столь жестокой и предвзятой.

Некоторые из нас осыпали ее упреками. Выраженными осторожно, но достаточно твердо.

– Там умерли люди, Эйприл, – написал Мако. – Прояви хоть немного уважения.

С этим комментарием были согласны многие, гораздо больше людей, чем с оригинальным постом Эйприл.

– Слишком рано судить, – написал Кай. – Более чем.

В ответах каждому из нас ярким заревом полыхал ее гнев.

– Я знаю, что люди умерли, – написала она под комментарием Мако. – Я это не оспариваю. Я просто делаю то, что делала всегда. Сомневаюсь в способе классификации изображений. Сомневаюсь в том, что нам показывают. Сомневаюсь в том, что кто-то кому-то преподносит.

– Дело не в тебе, Эйприл, – написал кто-то, но Эйприл уже отвечала Каю.

– Слишком поздно, – написала она, и это, несмотря ни на что, многим из нас понравилось. Как ни крути, это было в стиле прежней Эйприл.

Как-то раз мы спросили Эйприл о ее аватарке. Она не менялась с тех пор, как Эйприл впервые вошла в The Space, а ведь она была там дольше большинства из нас.

– Это образ, известный каждому, – написала она. – Даже те, кто не в курсе его происхождения, признают некоторые его аспекты. Для них это кошка, а другие, возможно, знают, что она символизирует удачу. Вы видите в магазинах ее лапы, заманивающие людей с улицы. Но в большинстве западных стран кодирование изображения – то есть то, как разные культуры его интерпретируют, – совсем другое. Когда лапа повернута подушечками наружу, предполагается, что она машет, а не манит.

Нам это нравилось, хотя иногда мы спрашивали себя, знаем ли мы, почему так происходит. Манера общения напоминала нашу обычную Эйприл, а иногда этого было достаточно, чтобы не задаваться вопросами.

* * *

Через несколько недель после блокировки Эйприл Кай опубликовал собственное свидетельство.

– Взрыв бомбы в Лондоне, – написал он. – Помните, Эйприл еще не верила, что он произошел? Так вот, он произошел. У меня не было желания выкладывать что-нибудь заранее, потому что я не хотел попасть под огонь ее критики. Вы знаете, какой она бывает, когда закусит удила. Но я там был.

Со стороны Кая было странным признавать физическое местоположение события, и то, что пост не был исключен из числа приоритетных, стало неожиданностью для многих из нас. Тем не менее Кай загрузил несколько анимированных изображений для наглядности. Сгоревшее здание, окровавленное лицо, расплывчатая толпа зевак. Он выложил аудиозапись со своего телефона. Вой сирен.

– Она ошибалась, – написал он. – И если она ошибалась в этом, она ошибалась и во всем остальном. Я не говорю, что приветствую ее отсутствие среди нас, однако мы не вправе забывать, что она ошибалась.