2008 - [22]

16 января, среда

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: И Мао

Разрушение Детей Почвы продолжается, сильное Дерево ставит под сомнение привычные методы, а Вода ГУЙ Чиновников активно ему в этом помогает. Неблагоприятно.

По двенадцати установлениям это Наполнение, благоприятствующее Совершенномудрому в торжественных приемах и важных ритуалах.

Проснулся и к лошадям пошел. Рано было. Запахом хорошим рядом с лошадьми дышат и ждал, когда чистокровного верхового Идриса ему почистят и поседлают. В какой-то момент, когда берейтор ушел менять несвежий вальтрап, заглянул коню под брюхо.

«И бежать удобнее, и на морозе ничего не мерзнет», – подумал. В практическом, конструктивном разрезе хотелось посмотреть на ситуацию. Почти удалось. Почти. Позитивизмом сочувствие вытеснилось не до конца. Сочувственно погладил по ищущей сахара улыбающейся морде, потом стряхнул пылинку у конского глаза и сочувствовать перестал. Потому что берейтор пришел и надлежало сделаться деловито-спокойным. Нельзя, чтоб заметили.

Коня подвели к специальной скамеечке – он был ростом 173 сантиметра в холке – Путин был в холке ниже, если кто помнит. Со скамеечки легче было садиться. Президент в седле уже поерзал, задал вопрос: «Подпруга не слабовата, что-то он надулся, что ли?»

Берейтор обрадовался, что президент в разговорчивом настроении, и его понесло: подпруги бы прикупить немецкие, – это раз, конюх Мишка дверь за собой не закрывает, сквозняк вечно в конюшне, – это два; потом еще витаминизированная подкормка заканчивается, потом коней бы постричь, еще бы и проколоть витамины, – это три, четыре и пять. А так все хорошо, только бы еще дорожку натоптанную в леваде песочком присыпать, так не распорядится ли Владимир Владимирович, а то коменданту сказали, а он не отвечает, только улыбается, а дорожка уж больно грязная.

– Опасно, Владимир Владимирович, – на рыси уже в спину хрипел берейтор, – не поскользнуться бы коням на поворотах на грязи-то.

Президент тоже не отвечал. Как и не выделяющий песку комендант. И тоже улыбался. И думал заезжавший сбоку берейтор, что президент похож на коменданта. И ошибался. Дело обстояло наоборот. Комендант был похож на президента.

Хорошо покатались. Лошадям особенно понравилось. Идрис дурачился и играл на снегу. А Путин на него не сердился совсем и потакал. И был нестрог.

– Опять сутулитесь немного, – подметил берейтор. Замечание сделал.

– Я, Петрович, с откляченной задницей ехать не могу на рыси, – ответил Путин. – Я не могу мошонкой об седло плюхаться, понимаешь? Поэтому зад подбираю вперед немного, понимаешь? И спина от этого прогибается.

Берейтор промолчал, как человек придворный, он не смел поддерживать разговор на подобные темы. С другой стороны, как человек с ветеринарным образованием, он мог бы подметить, что миллионы всадников до сих пор справлялись как-то с этой проблемой. В результате, он поступил как одновременно умный и придворный ветеринар. Он сказал:

– Может, бриджи вам, Владимир Владимирович, тесноваты? Может, побольше заказать?

Путин не ответил. Он думал. Заказывать бриджи или не заказывать. Были соображения «за» и «против». И те и другие выглядели очень убедительными. В обтягивающих бриджах, да еще с лайкрой немножко, молодцеватее выглядишь. А жмет в паху, с другой стороны. Ну, а большие наденешь, будешь как беспризорник из старосоветского фильма. Или как мальчонка из старинного же фильма в отцовых портах, с помочами который бегал. Да. Вот. Угу… Думал…

И забыл думать метров через пятьдесят. Сороку увидел на заборе и заинтересовался. А Петрович подумал, что государственные мысли нехорошо перебивать, и не стал переспрашивать.

Ближе к обеду Сечин позвонил. Отрапортовал, что все четверо военно-морских офицеров, хранителей чемоданчика ядерного, Чемодана Всевластья, отправятся со вторника на семинар в Институт питания. Только на один день. Так что же делать с чемоданчиком? Растягивать семинар не хочется, потому что велено директору прочитать им курс расчета калорий, а директор послезавтра улетает на неделю за границу. И сам Сечин считает, что правильнее было бы им съездить на семинар вместе с чемоданчиком. Никакого вреда от этого не будет. Хранители Чемодана Всевластья вчетвером его еще лучше уберегут.

Путин хотел спросить: «А нельзя, что ли, этого директора привезти сюда к нам?»

И спросил бы. Но он знал, что Сечин ответит, что у директора там в Институте слайд-проектор, и слайды, и плакаты, и пара лабораторий, которые надо посетить. И не стал спрашивать. Потом Путин подумал, что надо бы спросить, а почему бы пока не передать чемоданчик на один день начальнику его, путинской, охраны. И знал, что Сечин ответит, дескать жрецов чемоданчика нельзя с ним разлучать, потому что они воспитаны в мысли о невозможности разрыва физического контакта постоянного со священным символом власти. А один раз покажи им, что плевать на символ и что он не священный, так они сойдут с ума или перепродадут лишенный сакральности предмет.

Еще Путин мог бы пошутить, что, мол, можно было бы передать чемодан на хранение на один день послу Соединенных Штатов. «Собственно, ради американского же спокойствия мы с этой хреновиной так цацкаемся», – сказал бы Путин. А Сечин бы рассмеялся и сказал бы голосом проворного слуги, убежденного в своем превосходстве над туповатыми выродками-хозяевами: «Янки тупые, Владимир Владимирович, юмора не поймут».