20000 миль под парусами - [3]
Кое-где оказались проеденные крысами дыры. Немедленно началась починка парусов, которая затянулась потом вплоть до Англии.
Ветер свежел и дул с запада. Барометр падал. Надо было уходить подальше от Нордкапа.
3, 4 и 5 июля мы штормовали. Удовлетворительные на вид, но сопревшие и трухлявые снасти бегучего такелажа лопались. Их приходилось заменять запасными, которые были лишь немногим лучше.
Ночью 6 июля ветер начал стихать и отходить к северу. Прибавили парусов и начали медленно спускаться к югу, идя вдоль норвежских берегов, однако на почтительном от них расстоянии.
Норвежские берега при западных ветрах для большого парусного корабля очень опасны. Они скалисты, обрывисты, усыпаны камнями и глубоко, изрезаны узкими извилистыми фиордами. Гольфштрем>{5}, направляясь вдоль этих берегов к северу, перебивается приливными и отливными течениями и образует водовороты, самым известным из которых считается Мальстрем у Ляфонтенских>{6} островов.
С 11 июля барометр вновь начал падать. Падение предвещало сильный шторм. Мы боролись с ним два дня.
Сила ветра доходила до 10 баллов. Громадные волны, цвета индиго, с широкой бахромой шипящих гребней, с гулом неслись на корабль и время от времени обрушивались на верхнюю палубу. Штурманская рубка била залита водой. Корабль клало до 40° под ветер и 25° на ветер. Размахи были ужасны. Невозможно было стоять на ногах, не вцепившись в поручни.
Впрочем, произведенная в Мурманске отгрузка части камня на вторую палубу сильно помогла. Размахи корабля были сравнительно плавны, и удары волн в борта, хотя и жестокие, ничего не ломали и не сносили; Но обнаружилась другая беда: рулевой аппарат так был расшатан, что я боялся, как бы он не разлетелся вдребезги. Заведенные в помощь рулевому аппарату тали из нового троса в три с половиной дюйма не выдерживали и лопались. Их заменяли другими.
От 69-й параллели нас отбросило на целый градус к северу, и 16 июля мы оказались на той же параллели, на которой были 10-го, но зато нам удалось продвинуться на полтора градуса к западу.
И команде и ученикам приходилось работать не покладая рук. На высоте 20-30 метров над палубой, упершись в подвешенные под реями специальные проволочные снасти — перты, прижавшись изо всех сил животом и грудью к реям и просунув руки в веревочные кольца, люди крепили, отдавали, привязывали, отвязывали и меняли паруса. Намокшая, надутая ветром, неподатливая, как лубок, парусина требовала громадных усилий. Кровь сочилась из-под ногтей. Кожа трескалась на ладонях и сгибах пальцев. Клеенчатые куртки и надетые под ними ватники и пиджаки не спасали от дождя. На реях приходилось работать полулежа; ветер задирал полы одежды на шею, и холодный дождь хлестал по спинам и проникал даже в рыбачьи непромокаемые сапоги.
Но никто не роптал, никто не жаловался.
Я радовался, что первые штормы «Товарищу» пришлось испытать при незаходящем полярном солнце в мутном, но не прерывающемся свете.
Мы шли лавировкой, и помимо постоянной работы по уборке и перемене парусов приходилось время от времени вызывать всех наверх для поворота.
Сгрудившись на палубе у брасов, под скрип блоков, с песнями и прибаутками тянули ребята снасти, и когда вкатившаяся волна накрывала их с головой, они только фыркали и весело ругали старый океан.
Радиорубка была тоже наполовину залита водой. Радиотелеграфист, Виктор Петрович Семенов, все время возился с поставленным в Мурманске полуигрушечным радиоаппаратом. Но результаты его работы оставались тайной и для меня и для всего состава корабля.
Однажды за обедом в кают-компании я высказал удивление, что мы не получаем метеорологических бюллетней с норвежских станций.
— А кто вам сказал, что мы их не получаем?— ответил оскорбленным тоном радист.— Я их аккуратно два раза в день получаю, они у меня все в журнале записаны!
— Так что же вы мне их не сообщаете? — возмутился я.
— А вы меня о них спрашивали? — ответил он.
На другой день я узнал другую новость: мы можем принимать радио, но нас не могут принимать ни береговые станции, ни другие суда. Радиоволна нашей станции оказалась длиной в 300 метров, в то время как нормальная длина волны для морских установок — 600 метров.
Я приказал, чтобы все, что принимает наша радиостанция, немедленно сообщалось мне. Мы стали получать и метеорологические бюллетени, и газетные новости.
Однажды бергенская станция сообщила, что на «Товарищ» есть телеграмма. Наша станция беспрерывно отвечала: «Слушаем, просим передать текст», но Берген нас не слышал. В конце концов мы получили ату радиограмму через одну любительскую радиостанцию со следующим предисловием: «Уловив случайно ваши бесплодные попытки связаться с нашими станциями, я настроил свай приемник на вашу волну в 300 метров; можете ежедневно от 16 до 18 часов передавать свои радио через меня».
Мы долго пользовались услугами нашего норвежского доброжелателя. Я успел передать через него служебное донесение о положении и местонахождении судна и коротенькое радио своей семье.
На рассвете 26-го на широте Бергена подул, наконец, попутный северный ветер. Мы сравнительно быстро прошли Немецкое море. Подводная часть корабля за время продолжительной стоянки в Мурманске так обросла ракушками и водорослями, что при попутном ветре в 4-5 баллов и при всех парусах, когда хорошее судно должно развивать 10-11 узлов, «Товарищ» не мог итти при всем моем старании больше восьми с половиной. Вечером 29 июля с тихим попутным ветром «Товарищ» под всеми парусами подошел к Английскому каналу (Па-де-Кале).
В книгу одного из родоначальников советского морского флота легендарного капитана Д.А. Лухманова (1867-1946) вошли художественные произведения, написанные им более чем за шестьдесят лет службы на флоте.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.