20000 миль под парусами - [16]

Вечером приехал на своем катере начальник порта. Он был немедленно приглашен в кают-компанию. По грустному выражению его лица мы сразу поняли, что случилось что-то неладное.

— Сеньоры комарадас (господа товарищи), — сказал он, разводя руками,— губернатор получил ответ из Лиссабона. Вас запрещено спускать на берег…

— Но возвольте, сеньор команданто, разве были на нас какие-нибудь жалобы? Разве наши люди вели себя нелойяльно?^{13}

— Жалоб не было никаких, и губернатор говорит, что ваш экипаж ведет себя на берегу так, как не ведет себя экипаж ни с одного другого судна, но… таково предписание Лиссабона.

— Но подумайте сами, сеньор команданто, за что же мы накажем целую треть нашего экипажа? Первая и вторая вахта побывали на берегу, а третья?.. Чем она виновата? Вы сами моряк, войдите же в наше положение, придумайте какой-нибудь способ!

Начальник порта задумался.

Наконец, ему пришла в голову блестящая мысль.

— У ваших людей есть штатское платье?

— Не у всех, но у большинства есть.

— Пусть ваша третья вахта съезжает завтра на берег, не вместе, а по два-три человека и по возможности в штатском платье. Тех, у кого нет штатского платья, вы пошлете в контору сеньора Таварес под предлогом закупки и доставки на судно последней провизии. Оттуда они могут разойтись и погулять по городу, но только опять же не гурьбой. Я предупрежу полицмейстера, чтобы он на обращал внимания.

Мы поблагодарили начальника порта и не пожалели «боцманских» выражений по адресу республиканского Лиссабона.

На третий день все было исполнено по условию, и третья вахта, хотя не так весело, как предыдущие, съехала на берег.

Однако, начиная с трех часов пополудни, к нашим ребятам начали подходить на улицах полицейские и вежливо предлагать возвратиться немедленно на судно. Штатское платье не спасало. Если ребята притворялись, что не понимали языка, и продолжали прогулку, то полицейские ходили за ними по пятам и время от времени тянули за рукав. В результате часам к пяти пополудни все вернулись на судно, за исключением трех или четырех человек, застрявших где-то в горах и вернувшихся уже в темноте.

С заходом солнца нас окружила целая флотилия полицейских шлюпок.

От захода солнца до полуночи на Фунчальском рейде обычно стоит мертвый штиль, и только часов с двух ночи начинает тянуть с гор легкий ветерок.

К этому времени мы и приурочили съемку с якоря.

В два часа тридцать минут 8 октября раздалась команда:

— Пошел все наверх с якоря сниматься! Долго подымали якорь, втягивая звено за звеном семьдесят сажен тяжелой якорной цепи[4]. Затем вступили под паруса и, подгоняемые легким бризом, уже в свете приближающегося утра двинулись в далекий, неведомый для большинства нашего экипажа путь, к берегам Южной Америки.

От Фунчала до Монтевидео

Помню, когда я учился еще в гимназии, учитель словесности, объясняя, как по-разному воспринимается одно и то же литературное произведение, сказал: «Да что произведение, возьмем просто какое-нибудь понятие, например слово «лощадь»; подумайте над этим словом и представьте себе, как рисуется в вашем воображении лошадь». Понятие «лошадь» вызвало у всех совершенно различные представления: один представил себе гордого белого коня, скачущего по полю, другой — четырех бронзовых воней на Аничковом мосту, третий — крестьянскую лошадь, запряженную в соху, а четвертый сказал: «Думаю, думаю и вижу только большие буквы: Л-О-Ш-А-Д-Ь».

Как жа представляют себе люди океан? Я думаю, что большинство, кроме тех, у кого слово это вызывает в воображении только буквы О-К-Е-А-Н, представляет его себе или беспредельным, или, во всяком случае, громадным и полным простора. Так вот об океанском просторе я и хочу сказать несколько слов.

Острова Зеленого мыса, мимо которых пролегал путь «Товарища», лежат под 25° западной долготы, а крайняя восточная оконечность Южной Америки, мыс св. Рока, лежит под 35° западной долготы. Таким образом, расстояние по долготе между этими двумя пунктами равняется всего десяти градусам, или, с учетом на разность широт, приблизительно 550 милям. Разность широт этих двух пунктов равняется двадцати двум градусам, или 1320 милям (морская миля — приблизительно 1,8 километра).

В этом продолговатом и не таком уж огромном четырехугольнике на парусное судно действуют самые разнообразные силы. В северной части дует обычно северо-восточный пассат, постепенно слабеющий по приближении к 10° северной широты. Затем его пересекает с востока на запад роковая для парусных кораблей штилевая полоса. В южной части дует юго-восточный пассат. Кроме этих преобладающих ветров, между 20° и 10° северной широты в восточной стороне можно встретить свежий западный ветер, известный под именем африканского муссона.

Север и юг четырехугольника пересекаются с востока на запад сильными пассатными течениями, направляющимися от берегов Африки к группе Антильских островов, а ближе к берегам Африки, между северным и южным пассатным течением, вклинивается Гвинейское противотечение, идущее с запада на восток. Таким образом, парусный корабль, идущий из Европы в Южную Америку, вскоре после островов Зеленого мыса начинает терять попутный северо-восточный пассат, и если не воспользуется африканским муссоном и Гвинейским противотечением, то по вступлении в штилевую полосу будет неминуемо отнесен течениями к западу, и когда, наконец, встретит юго-восточный пассат, то он будет дуть ему почти в лоб.