20 лет дипломатической борьбы - [121]

Но 10 июля английский посол в Берлине Гендерсон, проезжая через Париж, отправляется к Боннэ, чтобы сказать ему:

– Вы должны знать, что никогда еще после 1914 года опасность войны не была столь неминуемой, как сейчас. Помните, однако: когда драка начнется, только один человек сможет еще, может быть, спасти мир, и это будет Муссолини, если он предложит конференцию!

* * *

Четырнадцатое июля, площадь Этуаль. Дипломатическая трибуна переполнена.

Перед глазами виднейших представителей союзников – Уинстона Черчилля, румынского короля Кароля, Хор Белиша и многих других – развертывается безукоризненный парад национальных и колониальных войск; оглушающий грохот танков, гул самолетов военно-воздушных сил. Парад проходит в обстановке энтузиазма населения. Он даже создает впечатление внушительной военной силы.

На дипломатической трибуне советский посол хранит молчание.

– Говорят, его беспокоит вопрос о его карьере, – перешептываются его коллеги.

Это вполне возможно, ибо переговоры о франко-русском военном пакте все больше затягиваются.

Однако, когда 4 мая Литвинов был смещен с поста министра иностранных дел, французские парламентские круги, опасаясь заключения германо-русского пакта, высказались в пользу военного соглашения с Россией. 25 мая Москва предложила Лондону и Парижу пакт о взаимопомощи. Пакт предусматривал, в частности, что «в случае войны без СССР не будет заключено ни перемирия, ни сепаратного мира».

«Направьте наконец к нам полномочную военную миссию», – настаивает Кремль. Боннэ и Чемберлен остаются безучастны. Лишь спустя некоторое время они решат послать делегацию в Москву. Ей понадобится пятнадцать дней, чтобы добраться, ибо она поедет пароходом! Ворошилов раздосадован: Боннэ и Чемберлен не дали даже «полномочий» своим представителям.

Наш поверенный в делах в Москве Наджиар, находясь проездом в Париже, заявил:

– Русские начинают приходить к мысли, что они никогда не будут считаться равноправными партнерами в тройственном союзе. И они не питают больше доверия к нам.

Глава 34. Роковой час пробил

Доктор Вольтат – представитель рейха на конференции по китобойному промыслу. – Народ не верит в возможность войны. – Дневник графа Чиано. – Прощальный визит графа Вельчека. – Риббентроп в Москве. – «Это утка, мой дорогой, ложитесь спать, завтра увидим!» – Последняя попытка созвать конференцию в Риме. – Чрезвычайное заседание Совета национальной обороны. – Генеральный штаб считает, что вооруженные силы Франции находятся в боевой готовности. – «Я угрожаю… ты предлагаешь… они испугаются… и ты потребуешь…» – Гнев польского посла. – «От катастрофы к катастрофе мы устремимся к окончательной победе».

Лондон, 22 июля 1939 года. Экономический советник фюрера доктор Вольтат, прибывший в качестве представителя Германии на конференцию по китобойному промыслу, говорит своему английскому коллеге Хадсону:

– Третий рейх был бы готов рассмотреть вместе с вами политические соглашения, которые могли бы способствовать миру в Европе.

Хадсон возражает:

– Это бесполезно, мы не хотим возвращать вам ваши колонии, и если вы попытаетесь изменить силой нынешний статус в Европе, в частности в Данциге, то будет война…

В тот же вечер посольство Франции в Берлине телеграфирует на Кэ д’Орсэ: «Согласно сведениям из достоверного источника, канцлер Гитлер как будто проникся теперь убеждением, что Франция и Англия полны решимости выполнить свои обязательства по отношению к Польше и что, идя на крайности в данцигском вопросе, он рискует развязать всеобщую войну. Тем не менее он продолжает приводить в готовность свою армию с невероятной методичностью и точностью».

Во Франции народ не верит в возможность войны. Во всяком случае, все полагают, что война будет закончена быстро, ибо нацистский режим сразу же рухнет. Что касается генерала Гамелена, то его вера во французскую армию безгранична.

– Война будет выиграна отнюдь не авиацией, а снова французской пехотой, – повторяет он.

* * *

В Соединенных Штатах Америки конгресс расходится на каникулы, не проголосовав за изменения в законе о нейтралитете.

– Закон о нейтралитете будет изменен, как только вспыхнет война, – спокойно замечает американский посол Буллит, однако последний с настойчивостью повторяет:

– Но, господин посол, наша судьба могла бы быть иной, если бы Германия знала, что в случае войны Соединенные Штаты сразу же выступят на нашей стороне!

Восьмого августа германский посол нанес нечто вроде «прощального визита» на Кэ д’Орсэ, создав при этом у всех впечатление человека, убежденного в том, что ничто более не может остановить Гитлера.

* * *

Берхтесгаден, 10 августа. Прислонившись к широкой застекленной двери большого зала, верховный комиссар Лиги Наций в Данциге Бурхардт неподвижно стоит перед Гитлером, который в ярости мечется взад и вперед, отшвыривая ногами и руками попадающуюся на пути мебель.

– Господин верховный комиссар, роковой час пробил, – рычит Гитлер. Зная, что Париж и даже Лондон поддерживают Польшу в ее сопротивлении по вопросу о Данциге, фюрер продолжает: – Я брошу против этих поляков всю мощь новейшего оружия, о котором французы и англичане не имеют ни малейшего представления. В несколько дней Польша будет уничтожена. И если это будет всеобщая война, то я предпочитаю руководить ею в пятидесятилетнем, а не в шестидесятилетнем возрасте.