2 миллиона километров до любви - [72]

— Ты заперлась изнутри и не давала мне войти.

— Это не я.

— А кто? Кто здесь был в мое отсутствие?

Но она не смогла ничего вразумительного мне сказать. На этом разговор был окончен.

На следующий день я решил, что мы поедем в Лозанну на поезде. При этом у меня были все основания ожидать, что состав сойдет с рельсов. Тем не менее я понимал, что надо скорее везти маму к пастору.

На этот раз мы благополучно добрались до Мориса. Теперь все было в его надежных руках. Он помолился и подробно объяснил, чего ждать дальше. Мама мало реагировала на его слова. На лице у нее застыло равнодушное выражение. Пастор именем Иисуса запретил силам тьмы и разрушения жить в ее душе. Ритуал длился около часа, и она не шелохнулась за все это время.

Потом мы пообедали и в хорошем настроении сели в поезд, чтобы ехать обратно во Фрибург. И тут лицо матери исказила страшная гримаса.

— Ха-ха-ха! — дьявольски захохотала она. — Ты думал, что победил меня?

Я содрогнулся всем телом, мне стало жутко. Эти слова произнесла не она, а кто-то другой, находившийся в ней. Она, будучи прекрасной актрисой с большим опытом, провела и меня, и Мориса. И бесы ей в этом успешно помогли. Мне показалось, что я схожу с ума. Неужели на нее не действует даже сила Христова имени?

— Что с тобой происходит? — закричал я. — Неужели ты сама не хочешь от этого освободиться? Неужели совсем не понимаешь, что с тобой происходит?

— Конечно, понимаю, — ответила она уже нормальным, обычным голосом. — Но пастор Рей — протестант, в то время как единственная подлинная вера — католическая. Поэтому молитва твоего Мориса не действует на меня. Ему просто не хватает веры.

Страшно подумать, что делает с людьми навязчивый стереотип о всесилии Ватикана!

— Хорошо, может, ты хочешь, чтобы католический священник попробовал изгнать твоих бесов? — уточнил я.

Она согласилась, но было неясно, какие хитроумные планы родились при этом в ее голове.

Прошел год. И я, и мои друзья много молились о ней, и она наконец сказала, что готова снова попробовать. Морис дал мне адрес католического патера в городе Фелдкирх, в Австрии. Из Швейцарии я поехал в Германию, забрал маму и повез ее в Австрию. По дороге она много болтала и была вполне бодра. Даже, пожалуй, слишком. Она усыпила мое внимание. Невероятно, но факт: в пяти километрах от Фелдкирха прямо посреди трассы автомобиль дал сбой. Одно из передних колес начало дребезжать. Машина теряла управление.

Мне ничего не оставалось, как вылезти из автомобиля и постараться наладить систему рулевого управления. Возиться пришлось долго, машину отогнали на обочину дороги, по которой в опасной близости от нас мчались на большой скорости другие автомобили. В конце концов мне удалось устранить неисправность, и мы продолжили путь. Мы прибыли к месту назначения, и сам священник открыл нам дверь. Сначала он несколько настороженно отнесся к нашей просьбе. Но мои заверения в искренности намерений, а также переданный от Мориса привет успокоили его. Он принес в комнату иконы, святую воду, благовония, облачения и накидки, а затем начал объяснять матери, что такое католический экзорцизм. На этот раз я внимательно наблюдал за ней. Она, казалось, была менее напряжена, чем в прошлый раз, более открыта и внимательна к тому, что говорил святой отец. Было видно, что священник вызвал у нее доверие, и она во всем положилась на него. По его просьбе мама повторила за ним молитвы, изгоняющие сатану. Все происходило без всякого сопротивления с ее стороны. Наконец-то тяжкое бремя упало с моих плеч. Эта история была долгой и мучительной, но теперь в ней наступил новый поворот.

Правду говорят: если дерево более семидесяти лет росло под определенным углом, его нельзя просто взять и выпрямить — оно сломается. Это высказывание смело можно применить к моей матери. Время от времени она возвращалась к прежним привычкам. Но ведь и со мной такое бывало. И в то же время я все больше и больше замечал в ней внутренние перемены. Теперь мы могли вместе молиться. А все остальное я передал в Божьи руки.

Однако надо признать, что у нас так и не сложилось близких отношений. Поэтому, может, и не случайно я оказался так далеко от дома, когда она умерла. Я был буквально на другой стороне земного шара — путешествовал по австралийскому аутбэку, — когда до меня дошла весть о ее кончине.

Некогда знаменитая и превозносимая всеми звезда кино и оперной сцены, получавшая за вечер более 1500 рейхсмарок (около 2500 долларов по сегодняшним меркам), на закате своих дней жила очень уединенно и умерла в одиночестве. Почти никто не провожал ее в последний путь.

Я успел приехать на похороны, но больше никого из родственников, даже моего старшего брата, не было. Ее жизнь была полна страданий! Я продолжаю любить ее и молю Бога о том, чтобы Он подарил ей покой.

Скажу пару слов также и об отце. Мне удалось разыскать его в Штутгарте. Он никогда не имел никакого отношения к Церкви. Мы долго беседовали, я рассказал ему о Христе и о Его благодати. Он вежливо ответил, что ему вполне довольно того, что он был в детстве крещен в католичестве, а сейчас Церковь ему не нужна. Мои речи не могли поколебать его убеждения, что после смерти человек полностью прекращает существовать. Я горячо молился о нем в надежде, что до ухода из жизни он увидит свои грехи, и однажды на Пасху он вдруг уверовал, что прегрешения его прощены. Расскажу подробнее о том, как это произошло. В тот год я с любовью и уважительной настойчивостью, на какую только был способен, попросил его сходить со мной на пасхальную службу в католический костел. Он категорически не хотел идти, и в итоге я отправился туда один. Когда я вернулся днем домой, то включил телевизор. Отец вошел в комнату ровно тогда, когда показывали трансляцию из Ватикана. Папа Римский обращался «к граду и миру» с пасхальным приветствием. Отец принялся рассуждать, что папское благословение, по идее, распространяется не только на тех, кто слушает главу Церкви в Риме, но и на всех, кто смотрит это приветствие по телевизору. Тут же комментатор за кадром произнес нечто подобное.