1991. Заговор? Переворот? Революция? - [128]

Спустя четверть века после драматических событий 1991 года, в годовщину создания КГБ России генерал Ива-ненко собрал в одном из московских ресторанов товарищей и сослуживцев.

Виктор Валентинович сказал короткое слово:

— Прошло двадцать пять лет с того времени, как судьба свела нас в переломный для страны момент. Все вы тогда оказались на высоте. Достойно решали поставленные задачи, приложили немало усилий к тому, чтобы: первое — не допустить кровопролития, и второе — сохранить систему, которая исключительно важна для нашего государства. Сегодня говорят о том времени, о девяностых, как о каких-то лихих годах. Но мы с вами знаем, что это было время перемен, это было время реформ. Геннадий Эдуардович Бурбулис, перефразируя известную песню, написал:

Жить без реформ, конечно, просто,

Но как в России без реформ прожить?

Вслед за Иваненко выступил генерал армии Николай Дмитриевич Ковалев, который руководил Федеральной службой безопасности, потом был избран в Государственную думу:

— Я хочу ответить и тоже в стихах:

Товарищи, нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о реформах в комитете.

Когда их насчитываешь на своем счету приблизительно девять, становится грустновато… Но я хочу я выпить за друзей, за настоящих профессионалов. То, через что мы прошли, то, что мы испытали вместе со страной, незабываемо.

Вместо послесловия

Часто звучит: история не знает сослагательного наклонения. Мне эта формула не нравится. А что бы произошло, если бы Крючков и его единомышленники не устроили в августе 1991 года путч?

Сергей Степашин:

— Если бы не произошел путч, в Ново-Огарево состоялось бы подписание Союзного договора. Возникло бы другое государство, но с той же территорией, с рублем, с единым экономическим пространством. Но это была бы конфедерация скорее всего. Где, конечно, существовала бы сильная российская спецслужба. Для меня это совершенно очевидно. Мы не потеряли бы единое экономическое пространство, не потеряли рубль, не было бы двадцати миллионов русских беженцев… Я думаю, даже и прибалты по-другому бы себя вели. Я вспоминаю литовского премьер-министра Казимиру Прунскене, когда она говорила: Михаил Сергеевич, вы отпустите нас, мы никуда не уйдем, дайте нам чуть-чуть воздуха. Вот что нужно было сделать. Но это другой разговор.

Если бы в конце 1991 года Борис Николаевич Ельцин доверил службу госбезопасности не Виктору Павловичу Баранникову, а Виктору Валентиновичу Иваненко, он бы сам избежал многих неприятностей. И страну бы от них избавил. Российский комитет госбезопасности формировался как принципиально иная структура в соответствии с базовыми принципами создававшейся тогда демократической России.

В России в девяносто первом происходила настоящая революция. Событие не менее значимое, чем октябрьский переворот 1917 года. Но вопрос в оценках. Одни уверены, что эта революция только разрушила великое государство. Другие, напротив, считают революцию незавершенной.

Революции начинаются с праздника, с веселья, иногда безоглядного, а заканчиваются разочарованием чудовищно обманутых в своих ожиданиях революционеров. Сбросив тирана, торжествующая толпа расходится в счастливой уверенности, что пришло царствие свободы и справедливости. Но как редко революции приводят к расцвету демократии! Когда праздник заканчивается, вопрос не в том, кто одержал победу, вопрос в том, кто воспользуется ее плодами. Выходят на площадь и ложатся под танки одни. Власть, должности и богатство достаются другим.

После свержения очередного властителя ожидают немедленного улучшения жизни. Но когда рушится диктатура, страна погружается в хаос. Прежняя жизнь развалилась, а люди не имеют навыка самоорганизации. В растерянности и отчаянии они требуют порядка и стабильности и ждут, что кто-то за них все наладит.

Из всех печальных слов, которые только можно произнести, самые печальные таковы: «Все могло быть иначе». Вспоминая август 1991 года, не скажешь: все могло быть иначе. Просто тогда мы не знали, что из пропасти, в которую упали почти столетие назад, выбираться, в кровь обдирая локти и колени, нам еще долго. А то и назад можно рухнуть.

Обретенные в августе свобода и право самому распоряжаться своей жизнью стали основами жизни новой России. Очистилось и ожило само духовное пространство страны. России вернулось многое из того, что было утрачено в семнадцатом году. И, казалось, утрачено безвозвратно… Демократические преобразования и либеральные реформы заложили базу для серьезных экономических успехов.

Но августовские завоевания не получили институционного подкрепления. Победу одержали демократы, но не демократия. Ее еще следовало создавать долго и методично, а торопившаяся новая власть предпочла опереться на сохранившийся от советской власти государственный аппарат, что казалось весьма прагматичным решением.

Аппарат правительства на девяносто процентов состоял из бывших работников аппарата ЦК и других аппаратчиков.

Бурбулис уверял коллег:

— Ребята, когда эти советские чиновники увидят, что мы вкалываем днем и ночью, чтобы спасти страну, они станут нам помогать.

Его предсказание сбылось лишь частично.