1985 - [35]

61. Джулия — о своей роли в новой системе

Даже сегодня мне хочется плакать, когда я думаю, что все должно было кончиться именно так. Но история не знает жалости. В такой ситуации я не могла действовать иначе! Сторонница ангсоца, представительница лучшей, более гуманной эпохи, я лишь исполняла свой долг, помогая арестовать Смита. Моя совесть чиста! И до, и после его ареста я целыми ночами боролась с собой, размышляя, правильно ли я сделала. Но в конце концов победило здравомыслие. Я пришла к заключению: если Смит выступал за некую абстрактную революцию, то я, в противоположность ему, представляю революцию, повседневную, движимую воинствующим гуманизмом. В тот момент революция должна была означать мир и порядок, и в этом смысле история меня полностью оправдала.

Я несколько раз лично ходатайствовала за Смита перед следственными органами — не только потому, что он был моим другом, но и потому, что я верю в сострадание как сущность нашей облагороженной системы. В конце концов мне удалось добиться главного: правительство заменило смертный приговор Смиту тюремным заключением.[87]

62. О'Брайен — об укреплении новой системы

Изменилось многое. Благодаря гонконгским кредитам и помощи из Евразии к октябрю уже можно было купить хлеба без очереди. Во вновь открывшихся кинотеатрах показывали главным образом евразийские приключенческие фильмы; по телекрану весь день шли веселые развлекательные программы: бег с яйцом, прыжки в мешках, соревнования по плевкам. Появился первый центральный порножурнал. Разведение свиней и огородничество, разрешенные в определенных пределах, значительно улучшили продовольственное снабжение столицы. К октябрю правительство приняло решение возобновить празднование Рождества. Этим оно хотело противодействовать растущему влиянию мусульманства.

Был открыт новый еженедельник, посвященный литературе и искусству. Поскольку новой центральной газетой партии стала "Манчестер Гардиан", это литературное приложение получило название "Маленький Гардиан". Новый еженедельник позволял себе осторожную критику по таким разнообразным вопросам, как загрязнение среды, половые извращения и опечатки в других газетах. Вопросы, конечно, не столь уж важные, но читатели охотно раскупали еженедельник, который впервые в истории Океании продавался и на улицах.

Уайтерс разрабатывал хитроумные планы сокращения безработицы; товарищ Миллер готовила в театре «Победа», актеров которого к тому времени выпустили на свободу, целый цикл шекспировских спектаклей. Конечно, нам приходилось вести нелегкую борьбу с ушедшими в подполье сторонниками Старшего Брата. Бывшие алюминисты сочли, что сентябрьский мятеж отныне во всем их оправдывает. Приходилось присматривать и за ними, и за мусульманами, и за бывшей оппозицией во внешней партии.

Короче говоря, органам безопасности еще хватало работы. До конца 1985 года военно-полевые суды вынесли 20 тысяч смертных приговоров; около 600 тысяч человек отбывали наказание в тюрьмах:[88] с лагерями было покончено. Полагаю, что эти цифры более или менее приближаются к тому, что имел в виду глава правительства, когда говорил на крейсере «Стелла» о минимально необходимом и в то же время достаточном количестве крови и слез, которые предстояло пролить.

63. Смит — о своем помиловании и смерти Мухаммеда

24 декабря 1985 года военно-полевой суд объявил мне приговор {Наконец мне поставили дверь. Психолог сказал, что я все равно никогда не бываю в камере один. "Никаких самоубийств, мой милый, — сказал он с хитрой улыбкой. — Мы очень ценим человеческую жизнь. По крайней мере, до суда".

Сегодня у меня был адвокат. Он говорит, что таможенник понемногу поправляется. На суде он будет выступать свидетелем. "Мы можем рассчитывать, — сказал адвокат, — на пять лет лишения свободы". Прощаясь, он сунул мне клочок бумаги. "Я целиком поддерживаю — не ваш поступок, а его мотивы, — было написано там. — Чем я могу вам помочь?" После этого он задержался еще на полчаса. Мы разговаривали о моем детстве. — Примеч. историка.}. Я съел обед и сделал последние поправки в своем политическом завещании, которое посвятил памяти Сайма. Вечером меня перевели в корпус смертников. Ночь, которая должна была стать для меня последней, я провел там с рабочим лидером Мухаммедом Стэнли, приговоренным к смерти в тот же день.

Сначала Мухаммед был очень возбужден. Он только что попрощался с женой и детьми и съел свой последний плов без мяса. Позже он немного успокоился и улыбнулся мне.

— Как мы проведем оставшееся время, мой дорогой неверующий брат?

Он достал из-под койки небольшую шахматную доску, расставил фигуры и сказал:

— До сих пор Мухаммед побеждал только себя самого, теперь он может победить и тебя.

Мы играли почти всю ночь. Меня поразила детская радость, с которой он одну за другой снимал с доски мои фигуры. Когда я впервые объявил ему шах, он неожиданно помрачнел.

— Это дурной знак, — сказал он. — Нехорошо быть побежденным перед смертью.

— А для меня это хорошо? — в изумлении спросил я. — Ведь я тоже умру завтра утром.

— Нет, ты не умрешь, мой дорогой неверующий брат, — сказал Мухаммед. — Ты очень достойный человек, но тебя они не казнят. И если тебя когда-нибудь выпустят — а они это сделают, если захочет Аллах, — скажи свободным людям там, на воле, что они не свободны. И еще скажи им, что я свободен. Или был свободен, пока был жив. Но я был свободен.