1961 новый заговор сибирской целительницы - [42]
Обращаюсь к Вам вот почему: я работаю в суде и последнее время на скамью подсудимых попадают члены одной и той же цыганской семьи. Правда, все они живут по разным адресам. Ведя судебный процесс, я заметила, вернее ощутила, как только в зал заседания заходит одна старая цыганка, у меня начинается что-то с головой. Я не сомневаюсь, что она делает на меня, как Вы пишете в Ваших книгах, оморочку. У меня в голове все путается и кружится, и я сразу теряю нить разговора. Но это еще не самое худшее, я начинаю говорить не то, что хотела сказать. Я принимаю не свойственные моему характеру и мышлению решения и выношу, на удивление всем, слишком мягкий приговор. Человек я уже достаточно взрослый, могу дать себе отчет в происходящем. Понятно ведь, что когда в семье случается беда, каждый старается что-то сделать для своего близкого. Для нас, судей, не секрет, что многие люди обращаются за помощью к молитвам. И если можно так сказать, то за те прошедшие годы, что я работала в суде, я научилась уже вычислять людей, пришедших на суд с молитвой, и я этого не осуждаю. Наверное, и я бы на их месте прибегла бы к спасительной молитве, чтобы только выручить попавшего в беду человека. Но в этом случае с цыганкой я ощущаю на себе колоссальное давление извне. Я совсем не чувствую своих ног, у меня холодеют и подрагивают руки. И, как я уже говорила, в голове у меня образовывается пелена. Даже после окончания процесса я подолгу не могу в себя прийти. Вот я и решила написать Вам письмо с большой просьбой – дать в Ваших книгах заговор от оморочки судьи. Буду Вам очень признательна за сострадание и за Вашу помощь».
Советую вам, перед тем как пойдете судить, читать эту старинную и очень сильную молитву. Правда, в ней не все слова переведены со старорусского языка на современный язык. Я уже объясняла, что есть молитвы, в которых нельзя менять некоторые слова, их нужно читать точно так же, как они написаны. Когда-то про одну такую молитву, без перевода, я сказала бабушке: «Люди же не поймут, о чем они читают!» И она на это ответила: «Зато ангелы и святые хорошо понимают, о чем просит их человек». Когда будете читать молитву, не торопитесь и не спешите, чтобы не сбиться и не перепутать слова. Читать нужно в одиночестве, без людей. Читают молитву всего один раз:
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Во храмине, в доме судном, возестану я, аз раба Божия (имя). Благословясь, перекрестясь, умоюся ключевою водой. Ангел-хранитель иде со мной, с (такой-то) Божьей рабой. Ты вода, моя вода. Буди вода сия чиста. Буди вода свята, аки Иордан река. Ангел Божий в воду спустился, Iисусъ Христос в нее крестился во Своих светлых ризах Iисусовых. Утирался убрусом Своим, Сам рек: «Буду ти убрус, аки пелена нетленная, iерусалимскiя Богородицы. Ея сохраняюсь я, ея украшаюсь я, аз раба Божия (имя), саваном светлообразным, фалетовы ризы, Божией светлообразною зарею и Матери Марии пеленою. И стану аз я пред образом Божiем, святою иконою, на место свое, не на алтарь жертвенный. Место мое, аки златый престол – судии стол. И кто би с вражьей душией ни подошел, реку глаголом, творю молитву Iисусову; изыди глагол мой из уст моих аки гром. На суде, на не земном, на суде небесном, страшном. И кто на уста мои накине платок, язцы, завяжи в узелок. Укажите мине молчать. Их язцами, завяжите в узелок. Укажи мине молчать. Их язцами, глаголить и отвечать. То на то и помышленников, на то и глаголящие, сей Божие лист управления и ангела усмирение. И за ми, труб Евангелистов ах заступление Пахтус масло. Божие благодати. Никому мине (имя) не взяти. Аминь.
Особый случай
Наследство
Из письма:
«Не знаю, отправлю ли я это письмо или прочту и порву, но я уже не могу, мне необходимо кому-то все это рассказать. Почему я решил рассказать Вам, а не кому-то другому? Да потому что только Вы способны поверить моей истории, так как, судя по Вашим книгам, Вы являетесь мастером магических дел.
Много лет тому назад, под давлением своей матери, я поступил учиться в медицинскую академию. Она всегда мечтала видеть меня врачом. Маму я очень любил, она одна растила четверых детей и все здоровье испортила на подсобных работах, тянув нас изо всех своих сил. Она была худенькая, слабая, но на работу ходила даже с температурой, о себе не думая никогда. Однажды ночью я проснулся от какой-то неясной тревоги. Открыв глаза, я увидел, что мама сидит на кровати, обхватив плечи руками, и раскачивается из стороны в сторону. Она тихо всхлипывала и шептала одну и ту же фразу: „Не могу больше, не могу больше!“ И было это настолько страшно, что я даже не посмел ее окликнуть и позвать. Мне вдруг впервые стала ясна и понятна ее безнадега, ее непомерная усталость. У нее, наверное, совсем не осталось силы жить, она отдала все нам! Утром мама как всегда, собирая нас в школу, наставляла нас слушаться учителей, не ругаться, не драться и, переходя через дорогу, смотреть по сторонам. Я не увидел на ее лице того отчаяния, которое смог разглядеть в свете прикрытой платком лампы. Я никому не сказал про то, что увидел и услышал ночью, ее тихий, отчаянный шепот и мольбу непонятно к кому, но именно с этого дня я никогда, ни разу не сказал маме слово „нет“. Ни разу не ослушался ее и стал совсем другим ребенком. Я повзрослел той ночью, когда мама боролась со своим желанием умереть.
