1947. Год, в который все началось - [14]
Могли бы они быть друзьями или хотя бы союзниками при всей своей взаимной неприязни? Могли бы держаться с вице-королем Дикки по-другому — и тогда бы удалось избежать кровавой бани раздела? Но Дикки торопится, а эти трое соперничают во власти и влиянии.
Мухаммед Али Джинна — политический лидер мусульман империи — ест свинину, пьет виски и в мечеть ходит редко. Джинна не выносит, что Ганди насаждает духовность в политике, — «преступно смешивать религию с политикой, как делает он», — и убежден, что религия порождает шовинизм и среди индусов, и среди мусульман. Поэтому он отказывается одухотворять Ганди, титулуя его махатмой, великой душой. Вполне сгодится и мистер, и этого Ганди ему простить не может. Раньше Джинна стремился объединить Национальный конгресс, где доминируют индуисты, и Мусульманскую лигу, но рост насилия заставил его все активнее выступать за различение, не только между политическими партиями, но и между их избирателями. Теперь ему необходимо отдельное мусульманское государство.
Но Ганди категорически против «вивисекции», как он это именует. Лучше объединение с мусульманином Джинной в руководстве, только не резать на куски тело Матери Индии. Джавахарлал Неру не может принять позицию Ганди, хотя поначалу тоже против раздела. Но насилие раздирает страну изнутри, и он меняет позицию. Мусульмане и индусы топят друг друга, жгут дома и дырявят друг другу черепа, а затем наблюдают, как оба истекают кровью.
Уже упоминалось, что Дикки больше всего симпатизирует Неру. Они оба согласны, что старик Ганди не контролирует ситуацию, слишком занят, разъезжая по стране и своим присутствием проливая бальзам на открытые раны. Согласны они и в том, что Джинне самое место где-нибудь еще — пусть забирает свой убогий Пакистан и будет доволен.
Десятого апреля лорд Маунтбеттен собирает своих сотрудников и сообщает, что справедливое решение найдено. Важно, чтобы ответственность за него легла на индийский народ, а тем самым избежать обвинений по адресу Великобритании. By the way[23], Пенджаб и Бенгалию придется разделить.
Вот так трехсотпятидесятилетняя колония Великобритании распадается на три части — Бангладеш[24] и Пакистан как географически невозможное единство, в тысячах километров друг от друга, между ними целый континент — Индия. Так распадаются народ, селения, дома, семьи. Так распадается жизнь, оборачиваясь поджогами и уничтоженными рисовыми чеками, скитаниями и бегством, тысячами непогребенных тел вдоль железных дорог. Так распадается все.
Состояние между уже-не-войной и миром. Огромный хаос.
Во время подготовки семнадцатого номера «Дер руф» журнал запрещают. Власти американской зоны устали от бесконечного цензурирования, лучше уж сразу его закрыть.
Редактор Ханс Вернер Рихтер и все его сотрудники побывали в американском плену, но не придерживаются образа мыслей держав-победительниц. Им хочется видеть между восточной и западной зонами связующие звенья, а не все бóльшие различия, они мечтают о социализме, который станет мостом между Советским Союзом и западными державами.
Вокруг них в передовых статьях, заметках и общественных дискуссиях звучат голоса, твердящие о спасении немецкого духа — der Geist — от нацизма. Одно не имеет касательства к другому, говорят они, все это злонамеренное непонимание. Немецкий дух в основе своей высококультурен и богат, он был заложником мерзкого нацизма.
Кружок молодых писателей, куда входит Ханс Вернер Рихтер, голодает, как и все, не имеет ни работы, ни положения в обществе, но все они готовы создавать новый немецкий язык, без лжи. Они отвергают идею коллективной вины, а равно не терпят и фальшивую кротость, которая все больше охватывает Германию, сравнивают ее со слизью слизняков.
Писатель Томас Манн тоже замечает, что на прежней его родине делаются попытки прикрыть насилие последних четырнадцати лет идеей о благородстве и доброте немецкой культуры. Книга, которую он недавно закончил, повествует о композиторе, который заключает сделку с дьяволом, чтобы достигнуть огромных, новых художественных высот и успеха, но взамен должен отдать способность к любви. Роман рождается из понимания, что буржуазная культура, в которой Томас Манн жил и любил, содержала зародыш нацизма. Идея дурмана сплавляется с идеей антиразума, пишет он. Результат — плачевная судьба Германии.
Холодный и ясный апрельский день, часы отбивают тринадцать ударов. Эрик Артур Блэр сходит на берег шотландского острова Джура вместе с трехлетним приемным сыном Ричардом, вот и всё. Эйлин Блэр, его жена, умерла во время тривиальной операции, совершенно заурядного хирургического вмешательства, меньше чем через год после того, как они усыновили мальчика. Отец и сын остались одни.
Блэр переутомлен, беден и изо всех сил старается не пускать в сердце скорбь. После смерти Эйлин он писал как одержимый — книжные рецензии, эссе, репортажи, аналитические статьи. Друг из газеты «Обзёрвер» предложил ему пожить в его доме на Джуре, и Эрик Блэр с благодарностью принимает возможность оставить мир на произвол судьбы.
Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.
Книга рассказывает о жизни и творчестве ленинградского писателя Льва Канторовича, погибшего на погранзаставе в первые дни Великой Отечественной войны. Рисунки, помещенные в книге, принадлежат самому Л. Канторовичу, который был и талантливым художником. Все фотографии, публикуемые впервые, — из архива Льва Владимировича Канторовича, часть из них — работы Анастасии Всеволодовны Егорьевой, вдовы писателя. В работе над книгой принял участие литературный критик Александр Рубашкин.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.