1941–1945. Священная война - [12]

Володя был одет в клетчатое модное пальто, длинные волосы скрывали уши, в руке небольшой чемодан. Все в нем было не так, как у всех, к чему привыкла эта женщина. На это она и обратила внимание.

Его окружили, стали обыскивать. Нашли в сумке печенье. Та же баба громче всех кричит из толпы: «Диверсант фашистский! Печенье не наше! Убить гада надо!» – призывала к расправе, а сама печенье и в глаза не видела.

Володя стоял бледный, не зная, как ему вести себя перед разъяренной толпой, подогретой спиртным.

– Чего ж ты разоряешься! Печенье «Московское»! Мы идем из Москвы на формирование! – попытался Василий осадить бабу.

Это еще больше разъярило толпу. Она забурлила, призывая к расправе над диверсантами.

Трудно предположить, чем все могло окончиться. Им повезло. Мимо проходили вооруженные красноармейцы.

– Слушай, командир, надо разогнать толпу! – метнулся Елисеев к военным.

– Разойтись! – раздалась команда. – Иначе будет применена сила!

Толпа мигом рассыпалась. Командир, окинув их недоверчивым взглядом, потребовал документы. Ему объяснили, почему у них их нет. Он не стал вникать. Под конвоем препроводил в комендатуру.

Посадили их за решетки по разным местам. Военный следователь первым подробно допросил Буянова, а после повел с ними по одиночке перекрестный допрос: фамилии, имя и отчество, кто первый отдал документы диверсантам, что было на голове у женщины. Задавал вопросы до тех пор, пока не убедился, что перед ним ни диверсанты. После этого их с конвоиром препроводили на сборный пункт, который располагался в Смоленском кремле.

Там их зарегистрировали и выдали военную форму. Елисеев и Буянов получили направление на Брянск в 15 воздушную армию. 17 район авиабаз.

Орочко направили под Витебск начхимом дивизии. А город в это время был уже взят немецкими войсками.

В Смоленске пришлось им быть свидетелями расстрела, превращенного в массовку для устрашения, призванного наглядно продемонстрировать, так будет с каждым из них, кто изменит Родине.

По команде вывели мобилизованных из Кремля. Построили возле стены полукругом, оставив в середине проход.

Ждали на солнцепеке долго.

Из кабины подъехавшей крытой грузовой машины вышел военный прокурор и объявил о предстоящем расстреле перед строем изменника Родины.

Исполнение приговора задерживалось. Ожидали Буденного. После того, как стало известно, что он не приедет, расстрельная команда вывела из машины осужденного. Одет он был в военную форму без нашивок и ремня. У него была забинтована голова. Его поставили к стене Смоленского Кремля. Напротив выстроилась расстрельная команда.

В старшем расстрельной команды промелькнуло что-то знакомое и позабытое. Елисеев напряг память. «И тут он смог найти безопасное для себя место», – промелькнуло в сознании. Хлуев, вспомнил он фамилию следователя, глубоко запавшую ему в память. Но тут его внимание переключилось на прокурора, который перед строем стал зачитывать приговор военно-полевого суда. Вина осужденного состояла в следующем.

Под его командой большая группа красноармейцев выходил из окружения. Тяжело раненых несли на носилках, многие опирались на палки. И сам он был ранен в голову. На его беду догнала их легковая машина, в которой ехал генерал. Рядом с ним сидела молодая женщина, жена или любовница. Для них, озверевших, голодных, испытавших в первые дни войны неимоверное душевное потрясение, генерал, «сматывающийся» с передовой на машине, в их сознании был олицетворением вины за то, что они, всеми брошенные, выходили из окружения, не зная, куда им идти и что их ждет там. Он приказал им разойтись, а они уже не были красноармейцами, не подчинялись командам. Весь свой гнев, всю свою злобу они обратили против него. Когда его вытягивали из машины, женщина забилась в угол. Ее глаза были полны ужаса. Вытащив его, заставили бежать и стали стрелять по живой мишени, не задумываясь о последствиях.

– Собаке – собачья смерть! – громким призывом завершил прокурор чтение приговора. Это каждого ждет, кто изменит Советской власти. Последнее он не сказал, но наглядный пример был сильнее любых слов.

Приговоренный к расстрелу мужественно выслушал приговор и его окончание.

Ему завязали глаза.

Расстрельная команда была готова привести приговор в исполнение. Хлуев построил ее. Лязгнули передергиваемые затворы, посылая патроны в патронник. У многих от этого звука по телу побежали мурашки. Тяжело и неприятно было смотреть на приготовление к смертной казни. Лучше ничего этого не видеть.

– Приготовиться! Пли! – скомандовал Хлуев.

Последовал залп одновременно прозвучавших выстрелов. Осужденный качнулся, но продолжал стоять. Держался до последнего.

Хлуев подбежал к нему с пистолетом в руке и добил выстрелом в висок. Осужденный упал, не подавая признаков жизни.

Четверо из расстрельной команды, подхватив его за руки и за ноги, поволокли к машине и перебросили внутрь кузова через борт.

После того, как расстрельная команда уехала, оставив на траве следы крови и тяжелое воспоминание, не сравнимое даже с бомбежками, была подана команда: «Построиться!» и колонна обратно направилась внутрь Кремля на призывной пункт.