1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - [33]

Пайяр, видимо, не упомянул в отчете об этой части беседы, хотя и послал депешу, в которой давал расширенный обзор заявлений Литвинова Шуленбургу о возможных последствиях нападения Германии на Чехословакию. «Не из-за любви к чехословакам эти страны [Франция, Великобритания и СССР] будут воевать, — говорил Литвинов, — но из-за... влияния и баланса сил. Что касается Советского Союза, то хотя он не играл никакой роли в создании чешского государства, но он должен сейчас помешать усилению гитлеровской Германии, которая агрессивна и готова применить силу». Из чего Пайяр заключил, что Чехословакия была одним из «внешних бастионов Советского Союза». «И советская заинтересованность в его защите является лучшей гарантией их намерений».⁶¹

Но в Direction politique — политическом управлении Кэ д`Орсе эту депешу получили только 20 сентября. И хотя сомнительно, что отчет Пайяра смог бы как-то изменить ситуацию, остается фактом что 6 сентября Direction politique распространило ноту, из которой следовало, что ответы Литвинова Пайяру были «уклончивыми» и беседа свелась в основном к «процедурному обмену мнениями». В целом она произвела «неблагоприятное впечатление», говорилось в ноте с Кэ д`Орсе. И все эти, способные повергнуть в изумление выводы, основывались на телеграммах Пайяра. Хотя стоит добавить, что Direction politique все же считало, что информации в его распоряжении маловато и признавало, что советское посольство в Париже, в свою очередь, получало «в некоторых парижских кругах», а также из дипломатических источников, сведения, что «Франция не готова вступить в войну с Германией для защиты Чехословакии». Из-за отказа французского правительства начать штабные переговоры с высшим руководством Красной армии, «Советы... испытывают к нам определенное недоверие, которое, если не оправдывает, то объясняет их сдержанность, каковая в сложившихся условиях однако уже вряд ли уместна». Вот высказывание, достойное лучших традиций французской дипломатии.⁶²

Французы были явно не в лучшей позиции, чтобы убедить советское правительство в своей приверженности чехам. Чехословацкий президент Бенеш сообщал Александровскому, что французы и англичане применяли «неистовое давление [с целью вынудить еще больше уступок] и открыто угрожали бросить Чехословакию на милость Гитлера». А Чилстон заявлял Потемкину, что Франция, по его мнению, «вовсе не расположена была сражаться».⁶⁴ Тут британское бесстыдство достигало своего апогея, потому что это Чемберлен «вовсе не расположен был сражаться».

Однако обсуждения продолжались. Кулондр, вернувшись в Москву после отпуска, 11 сентября встретился с Потемкиным (в тот же самый день Бонне встретился с Литвиновым в Женеве). Он признал, что советскому правительству не повезло с французской зависимостью от англичан, это ставило под сомнение даже верность Франции своим обязательствам по договору. Поэтому посол хотел бы прояснить обстановку. Он не собирался отрицать важности франко-британских отношений, но это не значило, что Франция готова принести Чехословакию и Советский Союз в жертву своим отношениям с англичанами. К несчастью, сообщение Пайяра о его встрече с Литвиновым делало упор именно на дипломатические меры, и это вызывало которую озабоченность в Париже. Кулондр подтвердил, что французская решимость оказать помощь Чехословакии неизменна и что такая поддержка может понадобиться уже в ближайшие дни. В этих обстоятельствах было особенно важно, чтобы между Францией и Советским Союзом не возникало недоразумений.

Потемкин еще раз повторил три главных пункта, о которых шла речь у Литвинова с Пайяром, а именно: действия Лиги с целью получения хотя бы молчаливого согласия Румынии на проход войск Красной армии; англо-франко-советская конференция и совместная декларация, предостерегающая Германию от нападения на Чехословакию; переговоры генеральных штабов. К этому Потемкин добавил, что не может быть сомнений в советской решимости «выполнить вместе с Францией все свои обязательства по советско-чехословацкому пакту "с использованием всех доступных нам средств"».

Только безответственная интерпретация предложений Литвинова, заметил Потемкин, могла привести кое-кого к мысли, что они уклончивы или недостаточно определенны. Кулондр согласился, что это первое впечатление было ошибочным, и выразил надежду, что встреча между Литвиновым и Бонне в Женеве окончательно прояснит ситуацию. Соглашаясь с Потемкиным, Кулондр также подтвердил, что Франция была полностью готова к штабным переговорам.⁶⁴

Отчет Кулондра об этой встрече содержит некоторые особенности. Разговор о литвиновском плане, состоящем из трех пунктов воспроизводится в нем полностью. Но о потемкинском четвертом пункте, касающемся решимости Советского Союза выполнить свои обязательства вместе с Францией, в отчете нет ни слова. Кулондр считал виновником напряженности во франко-советских отношениях Коминтерн, и Потемкин, без сомнения, слышал эти сетования столько раз, что не счел нужным повторять их вновь. В отчете Кулондра отсутствует и его собственное заявление о том, что Франция готова к штабным переговорам, хотя в отчете Потемкина это заявление воспроизводится. Кулондр удалился с благоприятным впечатлением от встречи; Потемкин показался ему дружелюбным и общительным, но сам замнаркома не сказал об этом в своем отчете ни слова. Как бы там ни было, Кулондр принялся убеждать Бонне действовать побыстрее, чтобы успеть обсудить с советским правительством все детали