1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - [28]

Британское правительство, с молчаливого, но неохотного согласия Франции, все лето пыталось осуществлять эту помощь, послав в начале августа в Прагу миссию под руководством бывшего министра кабинета Эдварда лорда Рансимена для урегулирования спорных вопросов между немецким населением Судетской области и чешским правительством.

Имя Даладье уже появлялось несколько раз на страницах этой истории. Во время мюнхенского кризиса и на протяжении всего 1939 года он был премьером Франции, поэтому играл важную роль в формировании французской внешней политики в этот критический период. Его принимали лучше, чем Бонне, и может быть, чуть больше уважали, а людям, которые знали его лишь поверхностно или по статьям в прессе, он представлялся даже человеком решительным; но последовавшие события опровергли это представление. Он был низкорослый, коренастый, с короткой и толстой шеей, но в общем-то симпатичный. Ему нельзя было отказать в личном мужестве, которое он проявил в годы Первой мировой войны, удостоившись офицерского чина и нескольких упоминаний в приказе.

В 20-е годы Даладье сделал быструю карьеру в рядах радикальной партии, склоняясь влево вместе с младотурками из радикалов и не отказываясь сотрудничать с социалистами. В 30-е годы он перекочевал к правоцентристам, и некоторые полагали, что он мог бы занять место Жоржа Клемансо, чтобы повести нацию против Германии. Он занимал много постов в Кабинете, включая пост министра обороны, и перед тем, как вновь стать премьером в апреле 1938 года, уже дважды побывал на этом посту, в 1933 и 1934 гг. Среди приверженцев Даладье был известен как «Дала», его также называли «бык из Воклюза» — имея в виду избирательный округ, который он представлял. По словам Чемберлена, он был «быком с рогами улитки». А некоторые утверждали, что он был вовсе не бык, а нерешительная корова. Он часто представал решительным вначале, чтобы внезапно уступить потом, как это случилось в Лондоне в апреле, когда он встречался с Чемберленом и членами британского правительства. На Даладье, как впрочем и почти на всех французских политиков той поры, не стоило рассчитывать в схватках, где дело касалось «высокой политики». Он больше подходил для повседневной политической работы; некоторые утверждали, что его стихией были вообще combinarderies politiciennes, или закулисные сделки.³⁶

Даладье склонялся к умиротворению Германии, хотя иногда высказывался довольно резко. Он считал, что главной союзницей Франции должна быть Британия, и вполне разделял антисоветские идеологические установки французских центристов и правых. Он выступал против конкретизации франко-советских договоренностей о взаимной помощи, был настроен против штабных переговоров с советским высшим командованием, противился предоставлению Красной армии прав прохода через Польшу и Румынию для нанесения удара по врагу. В сентябре 1938 года он вместе с германским поверенным в делах в Париже сокрушался о том, сколько людских судеб могла разрушить война во Франции и Германии. Ведь после окончания военных действий, «вне зависимости от того, кто победит, во Франции, точно так же как и в Италии с Германией неизбежно произойдет революция. Советская Россия не упустит возможности распространить мировую революцию на наши страны...». Казаки, жаловался он позднее американскому послу в Париже, «Европой будут править казаки».³⁷ Некоторые историки считают, что французский премьер был в 1939 году твердым сторонником сотрудничества с Советским Союзом, хотя, как увидит дальше читатель, факты не подтверждают такой позиции. Ни Бонне, ни Даладье не были теми людьми, которые могли наладить связи с Советским Союзом перед лицом растущей нацистской угрозы.

Слабая позиция англо-французов касательно Чехословакии не осталась незамеченной. Майский сообщал о разговоре со своим чешским коллегой Яном Масариком, произошедшем 6 августа, в котором последний жаловался на упорное давление со стороны Британии на чехословацкое правительство с целью сделать «максимально возможное количество уступок судетским немцам». Почти еженедельно министр иностранных дел, лорд Галифакс вызывал к себе Масарика, чтобы потребовать новых уступок, ускорения переговоров и скорейшего заключения соглашения. Чуть ли не каждые две недели Масарику приходилось летать в Прагу, чтобы доставить туда новые требования Лондона об уступках.³⁸ На встрече двумя днями позже, 8 августа, с Олифантом, помощником постоянного замминистра иностранных дел, Майский заметил, что «все действия британской дипломатии в Чехословакии направлены не на обуздание агрессора, а на обуздание жертвы агрессии...». Олифант пытался защищать свою позицию, но без особой убежденности, соглашаясь, что точку зрения Майского на британскую политику разделяет почти вся Европа.³⁹ Неделей позже Майский высказал примерно то же самое Галифаксу. Советский Союз, говорил он, глубоко обеспокоен «слабостью и близорукостью» англо-французской политики, которая могла только поощрить развитие агрессии. Тогда ответственность за новую мировую войну будет целиком лежать на западных державах. Громко англо-французы могли говорить только в Праге, о необходимости уступок, а в Берлине, где Гитлер игнорировал все их требования, они только лишь мягко возражали. К удивлению Майского, как он выразился, Галифакс не сделал даже попытки защитить британскую политику.