1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - [26]

Там, где другие удостоились уважения и почета, Бонне снискал проклятье и позор. После войны Черчилль говорил, что он был «квинтэссенцией пораженчества, а все его изощренные вербальные маневры имели только одну цель — мир любой ценой». В начале 1940 года Ванситтарт писал в своем, ставшем классическим, комментарии, что «мсье Бонне... лучше надеяться только на время и краткость людской памяти, чем на вдохновенную самозащиту. Слишком уж много он сделал грязной работы в 1938 году... Когда ставки столь высоки, никогда не стоит исключать возможность нечестной игры. Но если бы мне когда-нибудь опять пришлось сесть за стол с мсье Бонне, я первым делом проверил бы колоду, просто чтоб убедиться, что джокера там уже нет».¹⁶

Советские официальные лица, в особенности Литвинов, вообще не верили ни единому слову Бонне, в особенности когда он говорил о французских обязательствах перед Чехословакией или Советским Союзом. Бонне вполне разделял идеологические предубеждения правоцентристов и правых в том, что касалось расползания коммунизма по Европе в случае войны. «Бонне абсолютно убежден, — докладывал Фиппс в сентябре 1939 года, — что целью Сталина остается распространение революции на весь мир...».¹⁷ Так что, если Франция действительно хотела более тесных отношений с Советским Союзом, то первым делом следовало удалить со своего поста Бонне.

Встреча Литвинова и Бонне в Женеве ни в коей мере не расставила точек в двух главных вопросах чехословацкого кризиса: об условиях прохода войск и о штабных переговорах. В апреле в Москву был вызван Сергей С. Александровский, советский посол в Праге, для обсуждения этих вопросов со Сталиным, Литвиновым и другими членами Политбюро, что свидетельствовало о той важности, которую советское правительство придавало ситуации вокруг Чехословакии.¹⁸ В докладе из Москвы по результатам этих обсуждений Кулондр подчеркивал важность штабных переговоров, в особенности если Чехословакии будет оказана реальная военная помощь. Советское правительство, сообщал Кулондр, демонстрирует многочисленные знаки своей готовности обсудить конкретные меры помощи Чехословакии и выражает мнение, что совместно с Францией можно было бы найти способы преодоления географических барьеров.¹⁹ Ключевым оставался вопрос: что готова сделать Франция? Штабные переговоры и стали бы проверкой французских намерений. Советский Союз готов был начать их, но согласна ли Франция? «Нет», — пришел ответ. Леже сообщил чешскому посланнику в Париже, Осусскому, что французское правительство не хотело бы спешить с военными переговорами, потому что они могут послужить мощным фактором усиления конфронтации между правыми и левыми во Франции.²⁰ Леже мог бы добавить, что французский генеральный штаб и правительство тори в Лондоне тоже категорически против этих переговоров.

Новости о продолжающихся сталинских чистках тоже не способствовали защите Чехословакии. Литвинов старался вести советскую внешнюю политику как бы не учитывая их, но Запад конечно не оставлял без внимания судебные процессы в Советском Союзе. «Творится что-то неприглядное, скорее даже отвратительное, в государстве российском, — отмечал сэр Ланселот Олифант, помощник постоянного заместителя министра иностранных дел Британии, — и слишком оно не вызывает доверия, чтобы полагаться на него». И это было господствующее мнение.²¹ С другой стороны, Кулондр и полковник Огюст-Антуан Паласс, французский военный атташе в Москве, предоставляли информацию о внушительной боеспособности советских вооруженных сил, в ней не скрывались факты о недостаточной наступательной мощи, но в общем говорилось о Красной армии как о грозном potentiel de guerre (военном потенциале). За передачу такой информации Паласс был подвергнут яростным гонениям со стороны своего начальства.²² Это лишь подтверждает поговорку, что самые слепые это те, кто не желает ничего видеть.

19 мая 1938 года возникла опасность вооруженного конфликта: Чехословакия на основании ложных слухов о германских военных приготовлениях, объявила о мобилизации резервистов. Чешский «вызов» разозлил Гитлера, и вскоре после этого он на самом деле приказал своим генералам подготовить план захвата Чехословакии, который можно было бы осуществить уже в конце сентября. «Мое непреклонное желание состоит в том, — говорил Гитлер, — чтобы Чехословакия была стерта с мировой карты».²³ Через некоторое время об этом стало известно французскому и британскому правительствам, хотя и не явилось для них ошеломляющей новостью. Тем не менее даже эта ложная тревога напугала их, ведь она свидетельствовала о вполне реальной, неотвратимой возможности войны.

4

Угроза войны побудила французское правительство еще раз прозондировать настроения в Польше относительно военной поддержки с ее стороны, хотя поляки уже неоднократно высказывались о своих намерениях. 22 мая Бонне вызвал к себе польского посла в Париже Юлиуша Лукасевича, чтобы спросить о том, какова будет польская политика. «Мы не двинемся с места», — ответил Лукасевич. Франко-польский договор о совместной обороне не включал в себя никаких обязательств сторон в случае войны против Чехословакии. И если бы Франция атаковала Германию, чтобы поддержать чешское правительство, она становилась бы агрессором. Не выразив никаких особых эмоций по поводу этого чрезвычайного заявления, Бонне поинтересовался отношением Польши к Советскому Союзу, подчеркивая важность советской поддержки на фоне такой «пассивности» поляков. Лукасевич был столь же категоричен: «Поляки всегда считали русских врагами... и мы в случае необходимости будем силой противостоять любому русскому вторжению на нашу территорию, включая пролеты русской авиации». Чехословакия, добавил Лукасевич, не стоит французской поддержки.