1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - [15]

Мандель был консерватором, но кроме того был евреем, что не очень вязалось с политическими взглядами правых, в среде которых был обычен антисемитизм. В первый раз он вошел в правительство в 1934 году, как министр почт. В 1936 году он способствовал формированию правительства Национального единства и неустанно выступал за франко-советский военный альянс. Франция должна была либо отречься от своих военно-политических интересов на Востоке, либо сотрудничать со всеми странами, которым угрожала нацистская Германия. Поэтому Мандель наладил связи с Потемкиным и его преемником Я. З. Сурицем, в их отчетах иногда приводятся записи разговоров с ним. Один из последних клемансистов, он был убежден, что война с нацистской Германией неизбежна, и предпочитал начать ее раньше, чем когда будет слишком поздно.⁴³

Время не играло Франции и Британии на руку так, как нацистской Германии. «Красной весной» 1936 года Народный фронт выиграл всеобщие выборы и премьером Франции стал социалист Леон Блюм. Вскоре начались забастовки и захваты заводов. Британским тори казалось, что Франция погружается в пучину социализма. Французским консерваторам казалось, что за фасадом Народного фронта скрываются коммунисты. Доклады британских дипломатов из Парижа представляли собой гнетущее чтение для Форин офиса. В августе 1936 года Иден пометил на одном из докладов: «Когда читаешь это сообщение, прямо-таки чувствуешь, как Франция "краснеет"...». В сентябре британское посольство в Париже представило доклад о «советизации во Франции».⁴⁴

За красной весной последовало красное лето: вспыхнула гражданская война в Испании. Если Народный фронт лишил тори равновесия, то испанская гражданская война просто выбила из колеи. Итальянские фашисты и германские нацисты кинулись на помощь мятежникам, Советский Союз слал помощь и советников республиканскому правительству. Франция и Британия объявили о невмешательстве, которое только помогло испанским фашистам, руководимым мятежным генералом Франциско Франко. «Ситуация в Испании чертовски серьезна», — записал в своем журнале Гарольд Никольсон: она усилила прогерманские и антирусские «тенденции» в среде тори. Согласно близким к нему источникам, британский премьер-министр Стэнли Болдуин был «очень озабочен испанскими проблемами». «Я сказал Идену... — говорил Болдуин, — что никакие обязательства, французские или иные, не должны привести нас к войне на стороне русских». «Ни при каких обстоятельствах мы не должны поддерживать коммунизма в Испании», заявлял другой министр короны. Иностранная интервенция в Испании может привести к формированию идеологических блоков, предупреждал один из чиновников Форин офиса, а именно этого и старалась избежать Британия.⁴⁵ Ванситтарт передавал сообщение: если Франция будет дальше двигаться «влево» или сближаться с «Советами» — обычное словоупотребление в Форин офисе — британское общественное мнение этого не поймет. «Британское правительство поддерживалось преобладающим консервативным большинством, — говорил Ванситтарт, — которое никогда не было готово, и сейчас меньше, чем когда-либо, идти на какие-либо жертвы ради "красных глаз"». Да и испанская война показала, что эти «красные глаза» разгораются все более свирепо. Уже то, что Ванситтарт передал это сообщение, говорит о многом.⁴⁶

В сентябре 1936 года Потемкин предупредил французского министра иностранных дел Ивона Дельбоса, что «политика капитуляции» перед фашистской агрессией может привести Францию к потере союзников и к изоляции. Дельбос возразил, что правительство просто пытается избежать войны и что существует растущая боязнь революции во Франции. Британский посол в Париже вмешивался во французские внутренние дела, заявляя своим французским коллегам, что усиление забастовок во Франции считают в Лондоне очень нежелательным. Потемкин был изумлен: «Почему Франция позволяет иностранному правительству вмешиваться в свои внутренние дела?» Дельбос отвечал, что французская дружба с Британией позволяла некоторые «вольности». Противоречие между французским благодушием по отношению к некоторым дружеским британским «вольностям» и французской чрезмерной чувствительностью к недружественному советскому «вмешательству» не могло остаться незамеченным Потемкиным.

Во всяком случае, предупреждения Потемкина не возымели никакого действия. В октябре Леже — французский Ванситтарт, только лишенный мужества и прозорливости, — намекнул советскому поверенному в делах, что франко-советские отношения могут пострадать, если Советский Союз не будет придерживаться менее агрессивной политики в Испании. Однако Леже не был склонен обсуждать продвижение Франко к Мадриду, которое в случае успеха могло знаменовать собой начало поражения большевизма по всему фронту.⁴⁸ Негативные стратегические последствия для Франции в случае возникновения, наряду с Италией и Германией, на ее границах еще одного фашистского государства, казалось, не имели значения. Как отмечал в 1937 году Коллье, верный секретарь Ванситтарта: «Люди... казалось, утрачивали всякое понимание интересов собственной страны, словно они были противоположны интересам их веры или их класса, когда дело касалось событий в Испании...».