1923 - [98]

— С какой формулировкой? — Сталин уже не ходил, а внимательно слушал, усевшись в кресло.

— Наверное, что-то на тему утраты боевого духа, бюрократизации аппарата.

— Он обвинит Каменева и Зиновьева – припомнит им поведение в октябре 17 года. А ругать аппарат становится общим местом. Довольно ясно. В любом случае Троцкий на коне – победит ли революция – он организатор этой победы, не победит революция – ему не дали это сделать. Вы как всегда хорошо понимаете логику борьбы. А на каком основании вы уверены в провале выступления?

Николай понимал, что это вопрос волнует будущего вождя больше всего. От ответа на вопрос о победе будет зависеть всё.

— Я думаю, жёсткая позиция Запада определит провал наших усилий по поддержке восстания. Нам не устоять против совместной интервенции Антанты – тут Троцкому не дадут воевать его же генералы. А самостоятельно немецкие коммунисты не победят.

Сталин долго молчал.

— Мы можем точно узнать, что будет делать Запад? Это сейчас очень важно. Я думаю Аршинов с Алексеем разберутся в этих убийствах и без вас. Тем более, что завтра Бокий что-нибудь нам расскажет.

В Петроверигском все сидели чрезвычайно задумчивые. Аршинов молчаливо чертил чёртиков на бумаге. Сушин негромко диктовал список мероприятий на завтра. Николай посмотрел уже отпечатанные листы. Аршинов оторвал голову от рисунка и сказал.

— У нас два пути – первый это история дома и второй – что за люди были убиты. Завтра займёмся этим вплотную. Кстати, приехал твой китаец. Привёз бумажку – тут описание обряда. Если ей верить, он проходит не в первый раз. Значит надо будет искать ещё трупы. Ну и рутина – опрос жителей, более тщательный обыск.

— Копайте, мужики. А я наверное завтра снова улечу, что привезти?

— Куда? Опять в Берлин?

— Опять.

Мне галстук, — сказал Аршинов. — Никак не могу найти галстук в полоску. Кстати, поздравь Алексея – у него сын родился.

— Да ты что! Когда?

— Сегодня. Он уже ездил, смотрел.

— Ну как, Алексей, что чувствуешь?

— Ничего я не чувствую, что пристали. Родился и родился. Ему наверное хорошо будет жить. Мы к тому времени социализм построим, всё будет хорошо. Не будет ни крови, ни денег. Счастливым вырастет. Большевиком.

У Коли снова схватило сердце. Он-то знал, что вынесет на себе поколение 23 года. Со школьной парты на затыкание прорывов. Под танки с винтовками – как Подольские курсанты. Кто из них выжил?

— Лёша, я верю, что всё будет хорошо. Ты кем в войну служил?

— Моряком. На Балтике.

— Вот и он пусть моряком будет. Ты меня главное запомни. Я редко ошибаюсь. Лады?

— Да что вы мужики заладили. Куда партия пошлёт, тем и будет.

Чёрт возьми, с какой-то смесью восторга и ужаса подумал Коля. Они себя не жалеют, других – тем более. Теперь готовы и детей под этот кровавый каток кинуть. Он вспомнил залитый кровью пол, детские труппы, выражение, почему-то одинаковое, застывшие на их лицах и лампа, горящая на столе, стала постепенно гаснуть. Он привалился к стене и комната резко пошла куда-то вверх.

Коля очнулся от резкого запаха нашатыря. Голова кружилась и в глазах мелькали чёрные точки. Молотки бились в голове и ушах.

Он лежал на диване и Сушин махал у него под носом какой-то склянкой.

— Ладно, ладно. — слабо сказал Николай. — Не привык я к картинам по типу сегодняшней. Я же всё-таки ученый.

— Ничего, ничего, я привычный, и то еле держусь. Полежи немного, скоро пройдёт. Когда летишь?

— С утра. Помоги дойти до Сашки – надо ехать к китайцам на Солянку.

Глава 17

Линь дал ему листик бумажки.

— Вот адрес наших людей в Берлине. У них те же проблемы, что и у нас. Кто-то довольно активно проповедует идеи извращенного понимания наших культов. И, к сожалению, они там встречают понимание. Обратитесь к ним и они помогут.

— Надо доводить дело с представлением до конца. Тренируйте девочку, а я постараюсь привезти ту изюминку, на которую клюнут наши противники. Кстати, по поводу убийств надо работать с Аршиновым – ваш человек его видел и знает. Постарайтесь объяснить ему суть ритуала, а главное принципы отбора жертв. Тогда ему легче будет искать того, кто это сделал.

— Хорошо. Мы окажем всяческую помощь. Хотя, конечно, всё извращено и нужные каноны не соблюдаются, но мы примерно представляем логику их действий.

Николай решился и задал вопрос, который его давно мучил. Он пытался решить эту проблему сам, но у него не получилось.

— Линь, а почему вы так хорошо ориентируетесь в европейском стиле мышления. Я встречал много китайцев, попадались и служители культа. Вы разительно отличаетесь от них европейским рационализмом.

Линь усмехнулся.

— Вы понимаете, не только Европа тянется к Востоку. Мы с готовы осмыслить любое знание. Европейский стиль мышления – это действительно не просто, но система обучения которую мы прошли не препятствует пониманию сути других учений. Европейская наука очень логична и для её постижения вполне хватает умения понять ряд несложных постулатов. А уж про европейскую политику и говорить не нежно. Она очень проста.

— Почему же тогда европейцы делили Китай в XIX веке, а не наоборот?

— Как говориться в вашей поговорке «А оно нам нужно?». Китай пережил много тысяч лет. Когда по Европе ещё ходили дикари в козьих шкурах, у нас уже были государство и письменность. На наши равнины не раз приходили варвары, но через три поколения это снова был единый народ. Так будет и сейчас. Иностранцы придут и уйдут. А Китай, народ и культура останутся.