1923 - [3]

— Пошли в дом, — еще не видя собеседника, глухо сказал он и, обернувшись, с облегчением вздохнул. Это был не бандит и не кредитор. Скорее наоборот – старый должник и университетский товарищ Васька Конев – огромный археолог, работающий в Улан-Удэ и копающий то ли верхний, то ли нижний палеолит на бескрайних лесостепях Приангарья. Изредка судьба забрасывала его в Москву на какие-то научные мероприятия по типу конференций и получения грантов. Тогда они встречались, рассказывали друг другу про тяжёлую жизнь, взаимно признавались, что завидуют, хотя, наверное, по делу каждый считал выбранный путь правильным. Пару раз были моменты, когда деньги и связи Николая могли решить кое-какие серьёзные вопросы. Сейчас ситуация поменялась и Николай завидовал всем, разве что исключая покалеченных войной ветеранов, собирающих милостыню под свои подшитые конечности. Пару раз он читал статейки про их немереные заработки, но поменяться с ними местами не был готов даже сейчас. Появление Василия, человека, который не изменил выбранной и любимой профессии, остался верен делу, несмотря на все ускорения, перестройки и бури периода первоначального накопления капитала, а самое главное, нашедшего себя в жизни, не особенно поступив принципами, было чем-то сродни иголочке, которой кто-то с садистским наслаждением ковырял в ранке самоуничижения. Как всегда в тяжёлый период казалось, что альтернативный путь был бы проще и лучше. Впрочем, размышлять было некогда. Надо было поддерживать беседу, затискиваться в лифт и поднимать дочку до нужной кнопочки на панели.

С Василием, бывшим подводником и человеком размером с телефонную будку эпохи развитого социализма, было почему-то поспокойнее. Поэтому опасные метры от лифта до квартиры удалось преодолеть без особого напряга. Но и на этот раз Николая никто не ждал.

— Ну, раздевайся и на кухню. Ты всё расскажешь, а я приготовлю чего-нибудь — направил гостя Николай, одновременно стаскивая с ребёнка комбинезон и угощая конфетой, которую предусмотрительно положил около плюшевого львёнка.

— Погладь львёночка – он хороший, он конфетку тебе принёс. Дочка от избытка чувств поцеловала львенка в стоически безразличную морду, уже изрядно запачканную шоколадными следами былых благодарностей.

Расправившись с ребенком, Николай пошёл на кухню, к недочищенной картошке, которая валялась в раковине и полдня ждала своего часа. И таки этот час настал.

Василий начал быстро доставать из сумок свои нехитрые сибирские дары – кедровые орешки, водку местного разлива и рыбу омуль, которая почему-то раньше водилась исключительно в озере Байкал, а теперь свободно лежала в каждом московском магазине, отличаясь от старого вкусом, размером и ценой. К большому удивлению хозяина гость достал и большую бутылку "мартини".

— Это что, уже в Улан-Удэ стали делать, — с зарождающейся надеждой спросил Николай.  Если у Васьки есть деньги на хорошие напитки, значит есть шанс получить чего-нибудь из старых вложений. Сейчас это совсем не лишне. Хорошо бы долларов сто, или двести, — размечтался он.

— Или грант получил на палеолит, — продолжал он с интересом глядя на ветчину и прочие продукты, возникающие из объёмистых пакетов.

— Угу, дождешься этих грантов. Скорее сдохнешь. Кого на Западе интересует палеолит в Сибири. Два-три нищих института, которые сами побираются, как умеют.

— А как же ЦРУ или какое-нибудь РУМО – они что, уже не хотят скакать по ЗабВО под видом учёных. Раньше вроде они это страсть как любили.

— Так то раньше. Сейчас мы никому не интересны. Даже китайцам. И вообще, ЗабВО сейчас вроде как объединили с Сибирским, теперь это такой монстр, не только секреты, армию свободно потерять можно.

Николай вспомнил степь, её бесконечность, однообразие холмов и синие яркие звезды, которые никогда не увидишь в Москве. Он вдруг почувствовал то ощущение одиночества на этой гигантской равнине, протянувшейся от лесов Приамурья до Дона и Волги, которое охватывает тебя ночью, когда все спят и только костер пытается гореть. А чему гореть в степи, кроме досок из-под ящика с тушёнкой или патронами.

Правда ощущение тут же сбил вспомнившийся плакат, где злобный китаец в кепке протягивал загребущую руку через нашу границу. Над все этим высокохудожественным чудом висел лозунг – «Воин! Помни, до границы 120 километров». Черт, ведь вбили в нас неприятие китайцев. Всё детство войны ждали, готовились к китайской агрессии как умели. В 1979, во время китайско-вьетнамского конфликта подняли всех призывных и погнали в Монголию. А в школе митинги – «Мы своего Советского Вьетнама никому не отдадим!». К счастью, всё окончилось благополучно. Уже много позже, Николай понял, что Китай, в основе своей цивилизации, страна чрезвычайно самодостаточная. Как две тысячи лет назад они освоили занимаемое пространство, так дальше практически и не лезли. Так, изредка походы от честолюбия отдельных руководителей или экспедиции из-за любопытства. Подвигнуть их на борьбу за мировое господство – задача непосильная. Разве что как говорил товарищ Сталин «Американская деловитость и немецкая пунктуальность» вкупе с марксистской идеологией могут дать столь жуткий результат. Тут такой коктейльчик получится – никакому Хезболлаху не снилось. Всем мало не покажется. Впрочем, все предыдущие попытки кончались тем, что наносные идеи тихо умирали под сенью Великой Китайской Цивилизации.