1923 - [138]

— Почему?

— Когда я бывал в Германии, мне очень ощущалось чисто немецкое качество – вера в изначальный порядок, к которому надо идти через преодоление хаоса. Тщательно исполняя какие-то правила, человек, по мнению европейца, и особенно, немцев, может достигнуть того состояния духа, которое мы на востоке называем Нирваной. То есть он сольётся с вселенной в единении духа. Поэтому увидев этот текст, человек посчитал, что он сможет сделать то, что там написано, как бы согласно инструкции. А раз там ничего не написано про плохие последствия, значит их не будет. Ищите немца, Николай. Ищите немца.

Линь кончил говорить и закрыл глаза. Его фигура вдруг как-то опала, он наклонил голову и опустил плечи. Коля сразу понял правильность сравнение «как проколотый шарик». Это было именно так, словно из человека выпустили воздух и он стал складываться, сильно уменьшаясь в размере.

— Вы идите, Коля. Вам надо поспать. Завтра будет очень трудный день.

— Хорошо, Линь. Я пойду. А вот что завтра вы будете говорить на очередном совещании в вагоне?

Линь поднял голову.

— Да, я как-то не подумал об этом. Наверное скажу так как есть, только дам атеистическое объяснение – скажу, что обряды древних времен, не приводящие к реальным результатам.

— Правильно. Подумайте ещё как лучше. Если центральная власть у коммунистов придёт к выводу, что в вашей религии есть реальные механизмы влияния на какие-то потусторонние силы, вы первый, Линь, падёте жертвой их любопытства и решимости. А с вами ещё и огромное количество людей.

— Вы правы, Коля. Конечно. Мы уберем эту идею вообще. Я подумаю и найду решение.

Надя легонько дремала в кабинете над остатками ужина. Впрочем, когда скрипнула дверь, она встрепенулась и с улыбкой посмотрела на него. Колю поражало это умение – смотреть с улыбкой. Казалось, она сначала улыбается, а потом уже смотрит, делает, говорит. Ему было это приятно. Он так и не решил для себя, чем это было – отработанным жестом, позой, какой-то продуманной позицией. Просто он для себя решил, что человек радуется его появлению. Это могло быть неправдой, и даже, скорее всего так и было. Но лучше счастье, чем правда. Он это давно понял и старался следовать этому правилу, насколько мог.

— Ну что, поедем? — он подошёл к ней и протянул руку. Она дала свою и поднялась, но не рывком, как ожидал Коля, а мягко, как пантера. Её глаза были усталыми и косметика немного размазалась. Но для Николая это был близкий человек среди всех тех ужасов, в которые он попал. Наверное, очень близкий, потому что отступать ей было тоже некуда – события несли её вместе с ним.

— Поехали. А куда?

— В гостиницу. Надо поспать немного. Завтра нам обещают тяжёлый день.

В гостинице Аршинова в номере не было, и Коля пошёл искать его в ресторан. Там и нашёл. Степан сидел в окружении двух весьма фигуристых девиц и вёл с ними светскую беседу. Её содержания уловить он не мог, но девицы реагировали соответственно – весело хихикали и всячески демонстрировали радость от общения с таким интересным кавалером. Николай подошел к столику и мигнул Степану. За соседним столиком сидели два человека из сушинской активной части. Тоже, кстати, при девицах.

— Ну что, Степан, профессор-то живой? — первым делом просил он, когда они вышли в холл гостиницы.

— Живой, живой, — успокоил его сыщик. — Ты не беспокойся – всех убивать не будут. Сил не хватит. А потом у него коммунальная квартира – туда проникнуть не очень просто, а уж выйти после убийства незамеченным – совсем невозможно. Самое лучшее место для расследования – все за всеми следят и все обо всех всё знают.

— Ясно. Список студентов-переводчиков взял?

— Конечно, — Степан было потянулся доставать, но Коля решил проверить логику настоятеля. Он кивком головы остановил Аршинова, уже собравшегося передать бумагу ему и изложил точку зрения Линя. Сыщик хмыкнул и посмотрел на бумагу. Там было, среди прочего, было написано «Марта Фрислер». Аршинов присвистнул. По его лицу явственно читалось стремление ехать, искать и хватать, но Коля понимал, что уже поздно.

— Степан Терентьевич, адрес всё равно узнаем только завтра с утра. Да и нету его уже наверное с конца апреля.

Аршинов что-то прикинул в уме. Действительно, если брать активную часть операции с таджиками, то скорее всего, товарищ давно покинул Петроград и сейчас находится либо в Москве, либо в Германии.

— И еще, Степа, — продолжил Николай. Ты про Линя никому не рассказывай. Моральных ограничителей у большевиков нет никаких. Если они не дай бог почувствуют, что в этой мистике есть рациональное зерно, они всю Россию изведут на опыты. Другое дело, что и себя они не пожалеют, но мне, честно говоря, их как-то не очень жалко. А вот баб и особенно детей, которых они под ритуальные ножи положат – очень. Поэтому не спеши. Пусть всё будет в рамках обычного расследования.

Степан хмыкнул и как-то растеряно потёр в затылке. Потом сказал задумчиво.

— Ну, наше дело маленькое. Можем копать, а можем и не копать. Тем более, что девки заждались. Тогда до завтра. Я поеду в университет, а потом по адресам. Так что давай в 12 здесь и встретимся, подумаем, что делать и как быть.