1919 - [37]

Тщательно одернув бронежилет, проверив, насколько свободно рукам, Даймант с явным предвкушением взялся за свою ременную сеть для револьверов. Не спеша, с видимым удовольствием, он затянул сбрую, щелкая многочисленными застежками, став похожим на даму с извращенной открытки по Захер-Мазоху. Мартину как-то сунули из-под полы такую перед самой отправкой на фронт, в Мельбурне, и он до сих пор краснел до корней волос при одном воспоминании об этом.

Австралиец затаил дыхание, а Шейн начал рассовывать по кобурам свои «Смит-Вессоны», предпочтя им менее мощные «Уэбли». С каждым установленным на место револьвером его лицо все более отчетливо приобретало выражение растерянности и искренней обиды на мироздание. Беннетт прилагал немыслимые усилия, чтобы не рассмеяться в голос. Уместив последний ствол, Шейн в некоторой растерянности повернулся вправо-влево, затем неуверенно подпрыгнул на место, при каждом движении лязгая как Жестяной Древоруб. Лицо его окончательно обрело схожесть с лицом ребенка, которому вместо леденца подсунули кубик соли.

— Тяжело? — участливо спросил Мартин. Он давно, как только увидел заготовку, подумал о том, о чем напрочь забыл Шейн, охваченный энтузиазмом творца — каждый револьвер, даже без патронов, это почти два с половиной фунта, соответственно шесть револьверов потянут на все пятнадцать — ноша, в общем, посильная, но не для солдата, и так навьюченного подобно мулу. Но огнеметчика немало задела тогдашняя подколка американца, теперь пришло время вернуть шутку.

— Чтоб мне провалиться! — все с той же безмерно удивленной обидой возопил американец. — И тебе тоже, ну что стоило сказать словечко!

— Хе-хе, это тебе за «зажигалку», — сказал Беннетт.

— Ты злобный и мстительный, — сообщил ему Шейн, разрываясь между обидой и юмором происходящего. — Ядовитый, как ваши павианы!

— У нас нет павианов, не живут, — сказал Мартин, улыбаясь во весь рот. — Вот пауки — да, страшно ядовитые. Еще, говорят, в океане хватает всякой пакости, но на побережье я почти не бывал.

— Павиан, паук, один хрен! — зло ответил Шейн. — Ну что же теперь делать?

— Сними, — посоветовал Мартин.

— Ну уж нет, не для того делал! Можно сказать, впервые в жизни что-то сбацал честным трудом и своими руками.

— Хм… — техническая задача на удивление захватила бывшего австралийского инженера. — Оставь два, а в кобуры засунь гранаты. Как раз поместятся, если взять Миллса.

— А что, мысль, — Шейн поднял палец к потолку, захваченный красотой идеи. — И потом — раз — выхватил, дерг кольцом за карабин и бросил. Только вот сколько оставить…

Пока американец считал, какие соотношение револьверов и гранат будет для него подъемно, Мартин, нервно сглотнув, откинул крышку своего ящика и по одному предмету стал доставать содержимое.

Английский костюм огнеметчика образца восемнадцатого года в теории должен был бы неплохо защищать хозяина — хорошо выделанная кожа дополнительно пропитывалась каким-то огнеупорным составом. Говорили, что на испытаниях «Mk.18» поливали бензином, поджигали, и ему с этого ничего не случалось. Возможно, так оно и было, но в войсках костюм не любили (так же как и более ранний вариант из асбеста) и почти не использовали — плотная кожа в холод дубела и сковывала движения как та самая смирительная рубашка Шейна. В теплое время года костюм за считанные минуты превращался в душегубку — в самый раз выжаривать вшей.

Однако, в бытность свою санитаром, Мартин видел не только раненых в живот, но и огнеметчика, пострадавшего от собственного баллона. Вид несчастного, у которого ребра и позвоночник черными прутиками выступали сквозь оплавленную, сожженную плоть, на неделю лишил Мартина сна и заставил очень тщательно относиться к защите. Тем более, что в английских огнеметах использовали раствор желтого фосфора в сероуглероде, причем этот раствор разбавлялся большим количеством скипидара. На воздухе адское зелье через несколько секунд самопроизвольно воспламенялось. Это упрощало конструкцию, снижало бесцельные потери огнесмеси, но достаточно было малейшей пробоины в баллоне, чтобы оператор нажил себе очень большие проблемы. Попросту — сгорел заживо. Кроме того, в силу вполне понятных причин — вес и объем снаряжения — огнеметчик не мог подобно обычному пехотинцу легко и свободно ползать в складках местности и надевать дополнительную броню. Так что толстая жесткая кожа костюма обеспечивала хоть какую-то защиту от пуль и осколков на излете.

Если Шейн скрывал страх и нервозность за балагурством и обжорством, то Беннетт искал спокойствия в ритуале, тщательной подготовке, преувеличенном внимании к мелочам. В эти минуты для него не существовало ничего, кроме обряда облачения.

Прежде всего, Мартин переоделся, надев чистое белье, специально приберегаемое для такого случая. Затем последовали высокие сапоги, штаны объединенные с фартуком. Длинная куртка, похожая на укороченный плащ, с очень высоким воротником на дополнительной завязке. Кожа Мартина уже зудела и чесалась по всему телу, не столько от реального неудобства, сколько от его ожидания. Острый ядовитый запах кожи и пропитки щекотал ноздри, от него перешило в горле.