1918: Очерки истории русской Гражданской войны - [64]

Двигаясь в Сибирь, Чечек, пробившись через Сызрань, занял почти без сопротивления 8 июня Самару. В этот же день в Самаре власть была захвачена группой эсеров – членов Учредительного собрания, объявивших себя Комитетом Учредительного собрания (сокращенная и быстро привившаяся кличка Комуч). В состав наличной в Самаре группы были никому не ведомые партийные деятели. Один перечень их фамилий лучше всего показывает на их удельный вес в общерусском масштабе: Вольский, Брушвит, Климушкин, Фортунатов, Боголюбов и т. д.

Что собою представляли эти «правопреемники» верховной власти в России, показывают лучше всего дальнейшие шаги их лидера – Вольского.

29 ноября 1918 г., т. е. полгода спустя после провозглашения власти Комуча в Самаре, «учредиловцы собрались на нелегальное (после провозглашения диктатуры адмирала Колчака) собрание, в котором многие, в том числе и Вольский, высказались в том смысле, что ввиду опасности, угрожающей революции справа, со стороны Колчака, следует прекратить борьбу с советской властью. В развитие этого своего решения эта группа учредиловцев вступила в переговоры с советским командованием, которое пропустило ее на территорию Совроссии»[232].

Вокруг этой кучки авантюристов создалось «правительство» в виде Совета управляющих ведомствами. Состав совета не менее типичен, чем состав самого Комуча.

За исключением беспартийного капитана Галкина и меньшевика (потом коммуниста) Майского – все, во главе с его председателем Роговским, были эсерами. Капитан Галкин стал военным министром.

Этот 26-летний юноша (выпущен в офицеры за два года до начала войны[233]) был произведен в полковники и вместе с двумя эсерами Фортунатовым и Боголюбовым (членами Комуча) возглавил Штаб Народной армии, являвшийся «коллективным органом верховного управления всеми вооруженными силами».

Единственной реальной силой в Самаре были стремительно пробившиеся на восток эшелоны чехов под командованием австрийского лейтенанта Чечека. Белые офицерские организации Самары дали лишь две роты, эскадрон и конную батарею. Те элементы, главным образом городского населения Повольжья, которые были готовы к вооруженной борьбе с большевиками, политически стояли неизмеримо правее Комуча и Штаба Народной армии». Однако революционный гипноз 1917 г. был так силен, что Народная армия приняла ультрареволюционные начала демократического строительства вооруженных сил и, сняв погоны, почему-то на фуражках надела Георгиевские ленточки (пример моряков Черноморского флота?).

Никакой армии в смысле организованной вооруженной силы в Самаре, конечно, не было. Были батальоны чехов и были отдельные офицерские отряды, более или менее откровенно презиравшие и Комуч, и принятые им принципы строительства армии. На счастье русской контрреволюции в Самаре оказалось несколько молодых энергичных офицеров Генерального штаба. Главными представителями их были полковники Каппель и Махин (обоим было по 35 лет, и они окончили Академию лишь за год до начала мировой войны). На них и легла тяжесть борьбы с большевиками, и их усилиями Самара обратилась в первый контрреволюционный очаг Поволжского фронта.

Весь июнь протек в набегах отдельных больших отрядов полковника Каппеля совместно с Волжской речной флотилией. Результатом их действий было установление фронта по Волге от Новодевичьего (у Жигулевских гор на правом берегу Волги на полпути между Сенгилеем и Ставропольем) до Хвылынска общим протяжением по течению Волги до 300 км.

Тыла у Самарского фронта, в общем, не было, так как эшелоны пробившихся на восток чехов (Чечека) шли по железной дороге на Уфу, оставляя открытой вторую подводившую к Самаре с востока железнодорожную магистраль от Оренбурга через Бузулук. Таким образом, избранная центром контрреволюционного движения Самара оказалась в кольце выбитых из нее чехами советских отрядов.

Вторым очагом сопротивления в Поволжье было уральское казачество. Разогнав Совет рабочих, киргизских и крестьянских депутатов в Уральске 29 марта 1918 г., уральское казачество взамен него создало войсковое правительство (как это ни странно, с сильной эсеровской прослойкой и без атамана). В мае красные от Саратова повели наступление на Уральск, но к середине месяца они были отброшены назад на Саратов, и к июню уральское казачество самостоятельно, без посторонней помощи, держало 100-километровый фронт на Саратовском направлении в 150 км от Волги, по линии Ершово – Новоузенск. Саратовский фронт прикрывал западную границу Уральского войска, перехватывая железные дороги, связывавшие столицу войска Уральск с Поволжьем. Отдельные отряды уральских казаков прикрывали область и с севера в направлении на Бузулук.

Между Самарской группой Народной армии и фронтами уральских ополчений был, однако, разрыв в шесть переходов. Все же упорство сопротивления уральских казаков в связи с наличием у них базы в виде станиц по р. Уралу давало уральскому казачьему фронту ту устойчивость, которой не хватало Самарскому очагу, и придавало ему значение базы Поволжского фронта[234].

Основной очаг сопротивления большевизму на востоке – оренбургское казачество к этому времени не существовало в виде организованного целого. Отряды атамана Дутова по вытеснении их красными в конце января из Оренбурга отошли в Уральские горы к верховьям р. Урала в северные станицы. К маю, однако, красные выбили их и оттуда, и атаман Дутов был вынужден уйти в Тургайские степи. Правда, что отдельные отряды казаков-повстанцев подходили к Оренбургу и даже 9 мая овладели его предместьем «Форштадтом», но к концу мая красные окончательно ликвидировали угрозу обложения Оренбурга казаками