1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции - [37]

28 декабря рабочие явились к директору завода и фабричному инспектору, но те по глупости своей решили проявить «твердость» и отказали им во всех требованиях. Ишь ты! Война идет, а они бастовать вздумали и 9-часовой рабочий день требовать. Вот выиграем войну, тогда и обсудим! Кроме того, Смирнов еще и не к месту заявил, что Гапон и есть «главный враг рабочих». В последующие дни поп уже лично вел переговоры со Смирновым и Чижовым, требуя пойти на уступки. Стоит отметить, что Гапон не хотел начинать открытую борьбу прямо сейчас, считая, что к ней еще не всё подготовлено. Инспектор Чижов впоследствии утверждал, что тот прямо предложил ему перейти на сторону Собрания, угрожая использовать против него все средства: суд, печать и «раздражение» рабочих. А там, глядишь, могут и убить случайно! «Получив отпор от директора С. И. Смирнова, священник Гапон увидел себя в положении человека, которому уже нельзя останавливаться на полпути: всколыхнутая часть рабочих не простила бы ему несбывшихся ожиданий, и он пустил в ход всё, чтобы поддержать свой авторитет», – вспоминал Чижов.

Гапон до последнего момента надеялся на урегулирование конфликта, надеясь на помощь Фуллона и Витте. «Мне кажется, что наверху успеют понять настоящее положение дела и не дадут развернуться событиям – пойдут на уступки, то есть сделают путиловской администрации внушение, и она удовлетворит наши пока мизерные требования», – говорил он своему окружению. Однако власти побоялись восстановить уволенных рабочих, по всей вероятности опасаясь создать прецедент. Это ж потом вообще никого не уволишь! Каждый раз начнут забастовками пугать! Кроме того, была надежда, что Гапон блефует. Мол, преисполненные патриотизмом трудящиеся не станут подрывать оборонную промышленность в дни суровых испытаний. Ведь как раз накануне – 21 декабря СМИ сообщили о падении Порт-Артура.

Однако у Гапона, по сути, уже не было выбора. 2 января на собрании в Нарвском отделе было принято решение о начале забастовки, и на следующий день Путиловский завод встал. Одновременно с этим весь Петербург был обклеен списками широких экономических требований, главными из которых был 8-часовой рабочий день и установление минимальной зарплаты.

В тот же день у министра финансов В. Н. Коковцова состоялось совещание питерских заводчиков и фабрикантов, на котором обсуждались меры по прекращению рабочей забастовки. По его итогам он написал доклад царю, в котором утверждал, что «требования рабочих незаконны» и «невыполнимы», а установление 8-часового рабочего дня на Путиловском заводе, выполнявшем срочные заказы для армии, напрямую угрожало фронту. Коковцов также писал, что забастовкой руководит разрешенное властями Собрание во главе с попом Гапоном. Царь ознакомился с докладом, но, как обычно, ничего не предпринял.

4 января торжествующий Гапон вместе с рабочими снова явился к директору Путиловского завода Смирнову и зачитал ему список требований бастующих. При этом к трудящимся он обращался не по-церковному – «братья», а по революционному – «не так ли, товарищи?». Смирнов же не нашел ничего лучше, как снова проявить «твердость», заявив, что требования рабочих «неисполнимы». В итоге на следующий день забастовали и другие предприятия Санкт-Петербурга, в акции участвовали уже десятки тысяч рабочих.

6 января Гапон отправился уже к министру внутренних дел П. Д. Святополк-Мирскому, но тот «благоразумно» отказался принять его. Лидер движения явно пытался играть на повышение ставок, умело манипулируя ситуацией. После неудачного визита к министру Гапон решил, что настал момент доставать из кармана последний туз. «Вызвав под неопределенными, но сильно действующими лозунгами „борьба за правду“, „за рабочее дело“ и т. д. почти всеобщую забастовку петербургских рабочих (быстрый успех движения показывал, что почва хорошо подготовлена), Гапон и его окружение внезапно и резко повернули движение на политические рельсы», – писал Ольденбург. «Сознавая, что со своей стороны я сделал всё, чтобы сохранить мир, я решил, что другого исхода не было, как всеобщая забастовка, а так как забастовка эта, несомненно, вызовет закрытие моего союза, то я и поспешил с составлением петиции и последними приготовлениями», – вспоминал сам Григорий Гапон.

6 января Гапон приехал в Нарвский отдел Собрания и произнес речь, в которой призвал рабочих обратиться со своими нуждами непосредственно к царю. Мол, «на рабочего не обращают внимания», «не считают его за человека» и т. п. Настал момент, чтобы трудящиеся со всей силой заявили о своих правах. Гапон призывал всех рабочих, с женами и детьми, идти днем 9 января прямо к Зимнему дворцу. В тот же день была составлена знаменитая петиция. «Нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, – говорилось в тексте. – Разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть нам всем, трудящимся? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники… Немедленно повели созвать представителей земли русской… Повели, чтобы выборы в учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов… Вот, Государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к Тебе! Повели и поклянись исполнить их, и Ты сделаешь Россию счастливой и славной, а имя своё запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу,