1917–1920. Огненные годы Русского Севера - [113]
В начале января 1920 г. положение белых на основных фронтах Гражданской войны стало катастрофическим. Верховного правителя адмирала Колчака чехи выдали эсеровскому Политцентру в Иркутске, вскоре он оказался в руках большевиков и был расстрелян, остатки его армии отступали к Чите под защиту японцев. Северо-Западная армия генерала Юденича была разбита и интернирована в Эстонии. ВСЮР стремительно откатывались от Москвы на Дон и Кубань. Многие на Севере опасались, что следующий удар Красная армия нанесет на их фронте. Большевики прекрасно использовали это обстоятельство в своей пропаганде, игравшей на чувстве страха солдат маленькой Северной армии перед огромной Красной, обещавшей им скорое возвращение домой и материальное вознаграждение за принесенное оружие или голову офицера. В листовках гордо сообщалось: «…бьем Колчака, гоним Деникина, отбросили Юденича, несмотря на то что их армии многочисленны, и поэтому, справившись с ними, сбросим вас в Белое море, и помните – пощады не будет, а потому бейте золотопогонников и переходите к нам»[657]. В другой листовке: «Неужели вы серьезно предполагаете продолжать борьбу с нами? Ведь мы можем вас в любой момент сбросить с вашего пятачка пинком ноги в море». Воззвания, обращенные к офицерам, звучали иначе: «Братья офицеры, опомнитесь, перестаньте быть наймитами своего и иностранного капитала. Неужели вас ничему не научил горький опыт ведущейся борьбы? <…> офицеры восстановлены в прежних правах <…>, в армии введена прежняя дисциплина, комиссары работают вместе с командным составом, офицеры получают большое вознаграждение и вместе со своими семьями обеспечены пайком, причем даже имеют попрежнему денщиков»[658].
Страшные новости с других фронтов, чувство обреченности и усталость от войны способствовали успеху пропаганды. Командующие фронтом сообщали, что не на все части можно положиться. Данилов хорошо знал, что у него на Двинском фронте в 4-м ССП ведется усиленная большевистская пропаганда. В январе 1920 г. участились случаи дезертирства из ВССО и бегство к противнику. Уходили в первую очередь уроженцы центральных районов страны и Сибири. Иногда уходили с оружием целые заставы.
На настроение войск и населения сильное влияние оказывали обострившиеся проблемы со снабжением (см. выше). Миллер и его многочисленные защитники из эмигрантов и теперешних т. н. «патриотически настроенных» историков обвиняют во всем англичан. В многочисленных письмах русским военным и гражданским представителям в Европе Миллер не перестает жаловаться на «проклятых бриттов», о чем уже было написано в предыдущей главе. В ряде воспоминаний, а также письмах Миллера англичан обвиняют в уничтожении части имущества и запасов британской армии (топили в реках на глазах населения)[659]. Однако, как только был поставлен вопрос об эвакуации, британские военные руководители заявили, что из имеющихся запасов они оставят в области все необходимое русским, но ничего бесплатно сверх этого дано не будет. Излишки, в первую очередь вооружения, они уничтожали по той простой причине, что не верили в возможность Русского Севера продержаться самостоятельно и не хотели, чтобы после крушения фронта британские военные запасы попали в руки Красной армии. Они оказались совершенно правы. Интересно, что некоторые русские офицеры отказывались перед эвакуацией уничтожать военное имущество. Начальник штаба Мурманского района полковник М. Н. Архипов на вопрос о порче военного имущества и аэропланов заявил: «…это все же русское казенное добро и его лучше оставить неиспорченным»[660]. С русской точки зрения, можно или восхищаться патриотизмом Архипова, или осуждать за то, что оставил военные запасы основным врагам русского народа, но англичане ее разделять не могли.
Многие русские участники событий, военные и государственные деятели, несмотря на их положительное отношение к Миллеру, вынуждены были признать, что вопросы снабжения войск и тыла решались очень плохо. Добровольский писал: «Действительно, в области снабжения были крупные недочеты и чувствовалось неумение использовать богатый рыбой, дичью и оленьим мясом край. Во главе снабжения стоял подчиненный Начальнику Штаба честный и старательный, но престарелый и никогда в жизни этим делом не занимавшийся генерал Б., который с усердием делил оставленные нам англичанами консервы “по расчету 3/8 банки на 5½ человека”, как острили по этому поводу в строю»[661]. Могучий рассказывал о поставках рыбы на фронт: «В отношении продовольствия дело обстояло так, что на фронт послали треску самого плохого качества. <…> Я лично пробовал эту треску, которой есть было невозможно, она была тухлая и горькая. По возвращению с фронта в Архангельск я узнал, что Военное снабжение купило треску у городского продовольственного комитета и у одного еврея, я узнал, что у них треска была тухлая, и был немало удивлен, что заставило Военное снабжение купить тухлую рыбу, между тем как у меня на складах и парусных судах имелся запас хорошего засола и качества сто тысяч пудов трески»
