1917–1920. Огненные годы Русского Севера - [101]
Если не удавалось украсть алкоголь и продукты со складов, то американцы покупали нужные товары непосредственно у англичан. Из многих воспоминаний явствует, что жестокое пьянство процветало не только среди солдат, но и среди офицеров (см. выше). Куерс описал в дневнике своего пьяницу майора: «6.1.1919. Около 23:00 майор Доноху опять набрался рома, пришел к нам в часть и попросил нашего капитана дать ему несколько человек, чтобы форсировать реку. Наш тоже был пьян и сказал ему, пусть берет столько людей, сколько нужно. Он получил всю нашу роту. Начали с реки Мазай, но, не останавливаясь, переправились через реку и остановились в миле от Кодыша. Мы выбили большевиков и захватили город»[572]. Пили и англичане: «…Мы вышли на линию огня и вытащили 4 тяжелораненых, – описывал Куерс бой у Мессинской 29 декабря 1918 г. – Принесли их в госпиталь. Потом пошли искать британского медбрата и врача. Нашли их у госпиталя пьяными. Поэтому стрелки роты “Е” вынуждены были сами ухаживать за ранеными»[573].
Но союзники не только покупали продукты. Многие солдаты и офицеры думали о будущем и приобретали на Севере товары, которые можно было выгодно продать однополчанам или дома. Торговля настолько захватила солдат, что в английском языке появилось новое слово «сколькинг». Покупали меха, валенки, ценные вещи. Шу писал 15 мая: «…приобрел золотую 5-рублевую монету на память, заплатил за нее сторицей. Прикупил еще несколько старых русских монет»[574]. Для торговли союзники часто покупали русскую валюту, т. к. местное население готово было ее менять по очень выгодному курсу. «В настоящее время, – писал сержант Пэрри, – за один английский фунт дают 48 рублей, однако, если у человека есть один фунт стерлингов, он может на рынке получить за него 120 рублей. Это поднимает ценность английской валюты в местных условиях»[575]. Богатые люди, многие из которых подумывали об эмиграции, с удовольствием приобретали валюту, а товары, которые англичане покупали у крестьян и охотников, те предпочитали отдавать за рубли. Торговые отношения были налажены.
А как же относись американцы к своим союзникам – русским военным?
В первую очередь нужно отметить недоверие, которое испытывали американцы к солдатам Северной области. Сержант Пери описывал свои впечатления от восстания в Архангелогородском полку в начале декабря 1918 г. (см. выше): «Господи, не повезло нам, мы делали свое дело на протяжении 4 лет для того, чтобы оказаться в этой гнилой катавасии, и я представил себя, идущим на фронт с группой вот таких парней, которые были внутри прочного здания с оружием в руках и побежали при первом же выстреле»[576]. Не доверяли американцы даже отборным частям, созданным англичанами в основном из русских офицеров, под командованием британцев, как, например, Славяно-Британскому легиону. Шу писал 13.03.1919: «Они (шотландцы. – Л. П.) <…> скоро займут передовую, которую мы сейчас удерживаем, они в свою очередь получат подкрепления солдат Славяно-Британского легиона. <…> Я не очень уверен, что Славяно-Британский легион чего-то стоит»; и о появившейся на фронте русской части: «…к нам присоединился взвод русских. Хорошо, что их поместили в центре наших отрядов, с моей точки зрения, все они тайные большевики», а о присланных на фронт в марте 1919 г.: «…вновь прибывших русских распределили на противоположном берегу реки, хорошо, что не рядом с нами, уж лучше быть в одиночестве, чем вместе с ненадежными союзниками». Смеется он и над бурными заявлениями русских солдат, только что прибывших на фронт: «Несколько русских (или большевистских) минометчиков отправлялись в Туглас, было много криков и клятв, как они “покажут” врагу. Мы знаем, как они “покажут” врагу – выйдут с белыми флагами»[577]. Но в некоторых воспоминаниях о небоеспособности русских частей чувствуется настоящая горечь. Дума записал 25.04.1919 о сдаче русскими Тугласа, взятие которого стоило американцам много крови: «Большевики атаковали Туглас утром. Там был расположен полк белых русских. Они схватились с большевиками и постепенно оставили город. Теперь большевики напротив, на той стороне реки. Шесть месяцев тяжелой работы пошли насмарку»[578].
Преувеличено-презрительное отношение к русским союзникам соседствует у авторов дневников с преувеличено-восторженным отношением к врагу – солдатам Красной армии. Сержант Келли утверждал: «В противоположность всей пропаганде, которую вы когда-то слышали, Красная армия не состоит из большевистского сброда, а хорошо вооружена, обучена, а ее солдаты не второразрядные бойцы»[579]. Шу, описывая один из боев за Туглас в ноябре 1918 г., с уважением говорил о своих врагах: «Ночью была предпринята попытка захватить мост, мы были к этому готовы. Много большевиков погибло, мы слышали, как их офицеры выкрикивали приказы взять мост. Но это было чистое самоубийство. Я снимаю шляпу перед мужеством некоторых большевистских солдат»[580]. Преувеличенные восторги перед красноармейцами, так же как и преувеличенная критика небоеспособности солдат Северной области, с нашей точки зрения, объясняется одним очевидным фактом. Никаких особых успехов ни союзники в целом, ни американские части в частности не добились, хотя им противостояли значительно меньшие и плохо вооруженные подразделения Красной армии. Американцы считали, что они ничего не добились в этой войне из-за «плохих» русских союзников, «героической» Красной армии, плохого британского военного руководства, небоеспособности шотландцев, из-за жуткого холода и плохого снабжения. Виновны все, кроме героических «парней из Детройта». Поражает искренняя уверенность «детройтских парней», что они сражались с противником, во много раз превосходящим их по численности и вооружению. Об этом писали почти все авторы дневников. Куерс описал 30 декабря 1918 г. большевистскую атаку: «Их было где-то 400 человек, а нас 35»
