1915 год. Апогей - [33]

. «Военные были озлоблены, – вспоминал о своем посещении полосы Юго-Западного фронта осенью 1914 г. А. И. Спиридович. – Отдельные случаи обобщались. Вина отдельных изменников переносилась на все еврейское население. Евреев стали выселять из райнов военных действий. Стали гнать внутрь России. В Ставку летели донесения и жалобы со всех сторон, и Ставка обрушилась на еврейство рядом строгих репрессивных мер. Душою их был генерал Янушкевич. Многим в тылу эти меры казались жестокими и несправедливыми, на фронте же часто их считали еще недостаточными»⁴⁵.

В Галиции, где евреи в целом встретили русские войска недоброжелательно⁴⁶, по отношению к ним такого рода меры принимали гораздо более жесткий характер, несмотря на то что каких-либо проявлений враждебности с их стороны не наблюдалось⁴⁷. 13 (26) февраля 1915 г. генерал-губернатор Галиции генерал-лейтенант граф Г. А. Бобринский в целях борьбы со шпионажем издал приказ, запрещавший въезд на эту территорию «лицам еврейской национальности» и их переезд из одного уезда в другой. Нарушение этого запрета наказывалось штрафом в 3 тыс. рублей или трехмесячным тюремным заключением⁴⁸.

В прифронтовой полосе издавались гораздо более жесткие распоряжения. Так, например, к 14 (27) февраля 1915 г. из-под осажденного Перемышля во внутренние районы России были высланы около 7 тыс. евреев⁴⁹. «Еврейское население, – гласил приказ № 2381, изданный штабом Юго-Западного фронта 19 февраля (4 марта) 1915 г., – без различия пола, возраста в районе боевых действий надлежит выселять в сторону противника. Местности, занятые тыловыми частями армии, очищать от всех подозрительных и неблагонадежных, независимо от сего в последних местностях необходимо брать заложников из лиц, пользующихся влиянием»⁵⁰. Конечно, этот приказ не выполнялся буквально, но настроение момента он передает точно. В высшей степени негативно к евреям относился и М. Д. Бонч-Бруевич. Весной 1915 г., когда немцы активизировали свои действия против Северо-Западного фронта, там также приступили к практике депортаций еврейского населения из прифронтовой полосы. Так, например, к 5 (18) мая 1915 г. из Ковенского крепостного района были выселены около 20 тыс. евреев⁵¹. В этой обстановке действующему офицеру контрразведки лучше было не иметь еврейских, пусть и довоенных деловых партнеров, знакомых и родственников.

На допросе 8 (21) января 1915 г. Я. П. Кулаковский показал, что С. Н. Мясоедов работает на немцев уже в течение пяти лет и что его фамилию он раньше не знал и не читал в газетах (!)⁵². Следует отметить, что в это время его допросы вела уже не военная контрразведка, а охранное отделение⁵³. Весьма странные показания и наивность поверившей им контрразведки и охранки не может не вызвать удивления. Обращают на себя внимание четыре очевидных факта: 1) именно в 1910 г. начались дружеские отношения между С. Н. Мясоедовым и В. А. Сухомлиновым; 2) дело явно конструировалось именно под «шлейф» скандала 1912 г., но не строго под версию А. И. Гучкова и Б. А. Суворина. Ведь они обвиняли С. Н. Мясоедова в связях с австрийцами и к тому же позже отказались от них. Именно поэтому допрашиваемый свидетель особо оговорился, что никогда не читал о С. Н. Мясоедове; 3) именно офицеры охранки, помнившие об истории 1907 г., составляли письмо для министра внутренних дел, где впервые был сделан намек на возможность связи деловых партнеров С. Н. Мясоедова с немецкой разведкой. Их версия тогда провалилась, а С. Н. Мясоедов к тому же в 1913 г. пытался привлечь настоящих авторов письма А. А. Макарова к суду за подлоги и клевету; 4) странно, что германская разведка, командируя Я. П. Кулаковского для связи со своим ценным и активным (с 1910 г.) агентом, не имела понятия о том, где он живет и что он находится на русско-германском фронте (допрашиваемый этого не знал)⁵⁴. Для правдоподобия потом возникла версия, что Я. П. Кулаковский мог встретиться с С. Н. Мясоедовым в ресторане, где тот часто бывал, и что в России существует «целая шпионская организация»⁵⁵.

Конечно, принадлежность охранки и контрразведки к различным вариантам показаний Я. П. Кулаковского на этих допросах является всего лишь версией и не может иметь документального подтверждения, однако безусловным фактом является то, что дело С. Н. Мясоедова было «заквашено» в Петрограде, а «испечено» в Варшаве с санкции Верховного главнокомандующего и с подачи штаба Северо-Западного фронта, которым столичная «закваска» пришлась как нельзя кстати. В русской Ставке не было особенным секретом то, что «дело Мясоедова» было организовано при сильнейшем давлении на суд со стороны великого князя и генерала А. А. Поливанова для того, чтобы снять В. А. Сухомлинова с его поста⁵⁶. Ставка получила информацию об этом деле 14 (27) января 1915 г., и она была переправлена в штаб Н. В. Рузского⁵⁷. Исполнителем высочайшей воли главковерха был полковник Н. С. Батюшин, возглавлявший контрразведывательное отделение штаба Северо-Западного фронта⁵⁸. Впрочем, он не был главным действующим лицом в этой скверной игре. «Дело Мясоедова, – отмечал 25 февраля 1916 г. в своем дневнике М. К. Лемке, – поднято и ведено главным образом благодаря настойчивости Бонч-Бруевича, помогал Батюшин»