1863 - [52]
В чем заключалось чудо?
У Мордхе не было ответа на этот вопрос, да он и не был нужен. Он понимал, что чудо заключалось в солдате, простом солдате с Богом в сердце.
— Чего мы тут сидим? — сказал один солдат.
— Пойдемте, поищем наших. Смеркается, они могут уйти, а мы останемся здесь.
Солдаты отправились в лес, им навстречу вышли заблудившиеся зуавы.
В ельнике послышался сигнал.
— Русские!
— Это русские!
— Что это за сигнал?
— Кто его знает!
— Да они всех нас перестреляют!
— Тише!
— Идем по одному!
Солдаты бросились врассыпную и, прячась за деревьями, продвигались все дальше. Вскоре показалась опушка. Один солдат высунул голову, разглядел черный флаг с белым крестом и крикнул:
— Это наши!
Солдаты помчались вперед, увидели издалека Рошбрюна и повеселели. Раньше, чем они успели добежать, снова послышалось:
— Идут!
— Русские идут!
Солдаты, стоявшие лицом к опушке и спиной к лесу, развернулись — na lewo w tył zwrot[71], и по двое направились в лес.
Враг распределился по лесу группами по пять — десять солдат.
Началась погоня.
Мордхе бежал со штыком, не видя перед собой Рошбрюна, который со своим отрядом атаковал врага, а враг — больше двадцати рослых русских — окружил несколько зуавов, превращая их в решето, но, увидев выбегающих из леса поляков, один отряд за другим, обратились в бегство.
— Стреляйте! — крикнул кто-то.
Солдаты схватились за ружья, однако патронов не было, пришлось лишь смотреть, как враг исчезал среди елей.
Зуавы перемещались по лесу по три-четыре человека. Им навстречу попались двое русских. Широкоплечий зуав преградил путь одному из них. Оба на миг остановились, посмотрели друг другу в глаза, словно ища повод броситься на противника. Верхняя губа зуава задрожала, как у изголодавшегося волка, он стиснул зубы и в тот же миг вонзил штык в бок врагу. Русский упал на колени и снова поднялся, как недобитое животное. Зуав, разъяренный, жаждавший мести, еще раз с такой силой вонзил штык русскому между ребер, что ему пришлось наступить на тело ногой, чтобы вытащить из него штык.
Мордхе подбежал, взглянул на русского, лежавшего с открытым ртом, откуда била кровь, и, не разбирая дороги, помчался дальше.
Раздался выстрел. В кустах стоял русский со штыком.
Мордхе бросился на него. Он увидел маленькие серые глаза, заросший шрам на желтом подбородке. Мордхе выбил у врага из рук штык и ударил его прикладом в сердце. Враг упал. Мордхе почувствовал жжение в правом виске, перед глазами поплыли круги, становясь все больше и больше, увидел солдата на коленях, умоляющего чужого человека:
— Помилуйте, ей-богу, я не стрелял!
И вдруг солдат вырвался и пустился бежать. Мордхе бросился за ним. Расстояние между ними все увеличивалось, наваливалось на Мордхе, нависало над ним, словно гора.
Когда Мордхе очнулся, было уже темно. Он ощупал себя, боясь, что ему оторвало руку или ногу, удивился, что все в порядке, и встал.
Вокруг было тихо. Солнце клонилось к закату и кровавым шаром висело за лесом, высокие сосны, закинув головы, краснели в лучах заката.
Где он?
Мордхе осмотрелся в поисках ружья, отошел, вернулся назад и наклонился к кустам. Ружья не было. Только теперь он почувствовал, что его левая щека саднит, горит, а в висках стучат молоточки.
Мордхе все дальше углублялся в лес, он больше не боялся наткнуться на врага и не думал о том, что ему нечем защищаться.
Шагах в двадцати от Мордхе на пеньке сидел Лангевич. Он закрыл лицо руками, его худые плечи дергались. Неужели диктатор плакал?
Мордхе не хотелось видеть диктатора в минуту слабости, и он направился дальше в лес. Стемнело. Мордхе шел и чувствовал в себе немую боль индивида. Но в этой боли он ощущал радость жизни. Коллектив живет страданиями индивида, развивается с их помощью и при этом не стремится ни к какой высшей цели. Сидит Лангевич и оплакивает самое дорогое — поверженную диктатуру, не видя, как свежие развалины уже дают новые ростки.
Когда Мордхе вышел в поле, было уже темно. Повсюду бродили солдаты. Никто не знал, куда идти. Мертвые поляки и русские лежали рядом друг с другом. Трупы приходилось обходить или перепрыгивать через них, так их было много.
— Товарищи, — взмолился раненый, — пожалейте! Русские меня убьют, не бросайте меня!
Солдаты прошли мимо, не откликнувшись на мольбу. Мордхе наклонился к раненому:
— Что с тобой?
— Мне прострелили колено, я не могу идти, отведи меня, братец, к нашим, век буду помнить твою доброту! Богом прошу тебя, отведи меня, я поскачу на одной ноге!
Мордхе оглядел поле. Кагане лежал с открытыми, ничего не видящими глазами. Мордхе остановил солдата и передал ему раненого:
— Отведи его до обоза!
Тон, которым говорил Мордхе, выражение его глаз убедили солдата взять раненого под руку и увести его с собой.
Кагане лежал без руки. Правая рука, оторванная до плеча, валялась рядом.
Мордхе снял рубашку с одного убитого, завернул окровавленную руку Кагане и уселся у него в изголовье. Стало совсем темно. Там и тут светили звезды, выглядывая из облаков. Шаги быстро затихли. Стало тихо, еще тише. И эту тишину нарушали лишь стоны.
Кагане очнулся, посмотрел вокруг, хотел приподняться и упал. Боль лишила его сил.
«Последний в семье» — заключительная часть трилогии Иосифа Опатошу «В польских лесах». Действие романа начинается через десять лет после польского восстания 1863 года. Главный герой трилогии Мордхе Алтер, вернувшись с войны, поселился в имении своих родителей под Плоцком. Он сторонится людей и старается не рассказывать о своем прошлом даже дочери Сорке. Дочь взрослеет, и ей становится все труднее жить в одиночестве в лесу. Она выходит замуж, подчиняясь воле отца, но семейная жизнь ей скучна. Сорка увлекается паном Кроненбергом, молодым человеком с революционными взглядами и сомнительным прошлым, и покидает отчий дом.
События, описываемые в романе «В польских лесах», разворачиваются в первой половине и в середине XIX века, накануне Польского восстания 1863 года. В нем нашли свое отражение противоречивые и даже разнонаправленные тенденции развития еврейской идеологии этого периода, во многом определившего будущий облик еврейского народа, — хасидизм, просветительство и ассимиляторство. Дилогия «В польских лесах» и «1863» считается одной из вершин творчества Иосифа Опатошу.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.