1812. Год Зверя - [20]
Последние слова мальчишка произнес с некоторым неудовольствием, словно за покойным должок остался.
— А что, за что-то не заплатил? — удивился я. — Вы же, шельмы, за постой вперед берете!
— За постой, — кивнул он. — А за вино не заплатил!
— Какое вино?
— То вино, что заказывали, когда вы изволили мадемуазель Мими навестить, — парнишка неожиданно осмелел, в голосе появилась заносчивость. — Француз, что с вами был, самую дорогую бутылку взял. Платим, сказал, в двойном размере, только, говорит, на номер запишите…
— Вот как, — удивился я.
— Только номер-то француз указал не мадемуазель, а шляхтича, — обиженным голосом закончил мальчишка.
— Да с чего ты решил, что он француз? — воскликнул я.
— Француз, француз, — стоял на своем отрок.
— Ладно! — Я повысил голос, и мальчишка вдавил голову в плечи. — Француз, так француз. Он прохвост, но безобидный. Давай-ка к шляхтичу вернемся. Так что же он, молчал весь обед?
— Так только парой фраз обмолвился, да хозяин наш Пантелей Федорович намекнул ему, чтоб помалкивал, — рассказал мальчишка.
— Чем же он хозяину не угодил? — спросил я.
— Так он изъяснялся в том смысле, что с Наполеоном договор нужен…
— Какой договор? — сорвалось с моих уст.
— Договор, чтоб не идти более войной друг на дружку, — продолжил мальчишка.
— Так ты ж только что сказал, что шляхтич один обедал! С кем же он разговаривал? — повысил я голос.
— Истинный крест! — мальчишка перекрестился. — Один он был, один. И ни с кем не разговаривал.
Я вдохнул и неспеша выдохнул, едва сдержавшись, чтобы не двинуть отроку по зубам.
— Даты, явижу, ивпрямьнадыбухочешь, — процедиля. — Что ж ты мне, шельмец, голову морочишь?! Так говорил он или не говорил?! А если говорил, так с кем?
— Ваше высоко… Ваше сиятельство… — перепугался мальчишка. — Ни с кем он не говорил! Он один сидел, и так, знаете, люди вокруг говорят, так и он нет-нет да что-нибудь скажет…
— Ты хочешь сказать, что люди попросту языками чесали, так и он языком молол? — удивился я.
— Вот-вот, — отрок несколько раз кивнул. — Вот хозяин и сказал ему, чтоб помалкивал, а то ж, неровен час, мордобитие случится.
— Ну хорошо, — протянул я, про себя подумав, что Вилсон уж очень странного шпиона в Санкт-Петербург приволок.
— Ваше сиятельство, отпусти-и-ите меня, — запричитал отрок.
— А поручений шляхтич никаких не давал? — спросил я.
— Как же-с! Бумагу я по его поручению в кирху носил, — выдал отрок.
— Какую бумагу?! — едва не взревел я. — Что ж это из тебя клещами все вытягивать нужно?!
— Шляхтич просил бумагу в кирху…
— В какую кирху?! Дорогу помнишь?
Я с трудом усидел на месте. Сердце рвалось из груди, в то же время и досадовал я на себя, что сразу не догадался правильный вопрос мальчишке задать. А отрок оказался сообразительным малым, хотя и имел заспанный вид.
— Так на Невском которая, от Екатерининского канала>>[14]близехонько…
— Собор Святой Екатерины! — догадался я и крикнул Жану: — Слыхал? Давай! Дуй туда!
— Бумагу велено было господину Билло передать, — сообщил мальчишка. — К самому-то Билло не пустили меня, так я бумагу секретарю его отдал.
Через несколько минут коляска повернула на площадку перед собором. Мы поднялись по лестнице и оказались в храме. Он был не таким большим, каким казался снаружи, имел лишь один, центральный, неф, а по сторонам — лишь небольшие углубления, придававшие помещению форму креста.
— Вон он, вон! — Мальчишка потянул меня за рукав.
— Кто?
— Секретарь.
Он указал на сухопарого паписта в черной сутане с белым воротничком и Библией в руках. Я огляделся и заметил в углублении слева конфессионал, исповедальню по- русски.
— Сядь туда, в деревянную кабинку, занавеску задерни и сиди тихо, — приказал я мальчишке.
Сам же подошел к секретарю и взял его под локоть:
— Ну-ка, Игнатий Лойола>>[15], пройдемте на исповедь! — И повел его к исповедальне.
— Обождите, так нельзя, — промямлил он.
Но я уже затолкнул его на свободную половинку, двинул ему кулаком в нос и схватил правой рукой за горло, чтоб не кричал. Сам я втиснулся внутрь и левой рукой завесил проем.
Священник ловил воздух, юшка стекала из носа в его разинутый рот.
— Слушай меня! — прошипел я. — Сей момент сверну твою цыплячью шею, если не ответишь. Называй имена. Какие есть корреспонденты у господина Билло в Москве? С кем он состоит в переписке?
Я ослабил хватку и священник просипел:
— Сюрюг, Сюрюг, мосье Адриан Сюрюг… Больше никого…
— Что за Сюрюг? Кто он такой?
— Настоятель храма Святого Людовика, — пояснил папист.
— Все?! — прошипел я с угрозой в голосе и на мгновение усилил хватку.
— Никому больше в Москву мы не пишем, — прошелестел секретарь. — А что происходит? Кто вы?
— Ладно, живой труп>>[16], никто не должен знать о нашем разговоре. Тебя немного помучает мигрень. Как напоминание о тайне исповеди.
Я заставил его наклониться и ударил по голове так, чтобы он на несколько минут лишился чувств. Он обмяк, я подхватил его под мышки, опустил на скамейку, а сам выскользнул наружу и поплотнее задернул штору.
Подняв голову, я встретился взглядом с мраморным ангелом. Он сидел на полукруглом выступе, свесив вниз изящную ножку, и левой рукой указывал на конфессионал, а правой куда-то в небо, отчего казалось, что он как бы разводит руками в недоумении.
Повесть публиковалась в литературном приложении к журналу «Фантастика», а также входила в сборник «В компании с Михалычем» и в сборник «Улавливающий тупик». Перед публикацией «Улавливающего тупика» я подредактировал текст, перенес действие из еще «горбачевского» 1990 года в более позднее время.Забавная история, связанная с этой повестью: некоторые читатели всерьез поверили, что возле Волкова кладбища есть пруд, в котором живет динозавр - собрат знаменитого лохнесского чудовища. Они звонили мне и спрашивали, где можно прочитать подробности об этом феномене.
Первая четверть XIX века — это время звонкой славы и великих побед государства Российского и одновременно — время крушения колониальных систем, великих потрясений и горьких утрат. И за каждым событием, вошедшим в историю, сокрыты тайны, некоторые из которых предстоит распутать Андрею Воленскому.1802 год, Санкт-Петербург. Совершено убийство. Все улики указывают на вину Воленского. Даже высокопоставленные друзья не в силах снять с графа подозрения, и только загадочная итальянская графиня приходит к нему на помощь.
Проза Льва Портного — это увлекательные истории о том, как неожиданно меняется жизнь человека, когда нарушается привычный ход событий. Сборник «Улавливающий тупик» объединяет произведения, главному герою которых выпали самые разные испытания: головокружительный успех в бизнесе, внезапный провал во времени, а то и просто большая пьянка.
Человек познается в борьбе. И герои произведений Льва Портного принимают вызов. Кто-то преодолевает трусость, кто-то — последствия экономического кризиса, а для кого-то не менее драматичной становится борьба с излишним весом. А может быть, главный враг — тот черт, которого человек сам себе рисует в воображении.
1796 год. Вице-канцлер Безбородко и цесаревич Павел сожгли завещание императрицы. Но незадолго до кончины Екатерина Великая переправила в Европу секретные бумаги. Какие тайны они хранят? Вельможи полагают, что это копия завещания. А древний клан вампиров считает, что в бумагах скрыта формула вакцины против действия серебра. Кровавая охота началась.
1801 год, Лондон. После нелепой гибели в потасовке русского офицера, служащему Коллегии иностранных дел графу Воленскому предстоит в одиночку завершить поручение императора Павла I. Со временем юный граф понимает, что убийство товарища отнюдь не случайно, миссия на грани провала, а ему самому грозит смертельная опасность. Андрей начинает расследование, от результатов которого зависит не только его жизнь, но и мирные отношения между Россией и Англией. В это же время в России происходит переворот, а военная эскадра под управлением адмирала Хайда Паркера и вице-адмирала Горацио Нельсона выступает в поход против русского флота…
Екатерина принадлежит к знатному, но стремительно беднеющему роду. В попытке поправить свое благосостояние, ее отец выдает ее замуж за богатого безродного промышленника. Через три года несчастливого брака Катя неожиданно становиться вдовой: ее муж отравлен неизвестным. Пасынок и родители собираются бороться за наследство покойного, следствие подозревает героиню в убийстве супруга, а единственная подруга вместо себя присылает Катерине в помощь своего брата-юриста, который ненавидит Катину семью… Как можно выстоять в битве, где у тебя много врагов и ни одного союзника?
Первый роман писателя из так называемой исторической серии, в которой исторический сюжет крепко связан с криминальной головоломкой.
Когда в Витебске был обнаружен истерзанный труп 82-летнего художника Пэна, его ученик Марк Шагал находился в своем парижском особняке. Однако следователи обнаружили на месте преступления массу зацепок и ниточек, ведущих в Париж…
19 мая 1984 года в сомнамбулическом состоянии член сборной СССР по футболу Валерий Воронин вошел в пивную-автопоилку на Автозаводской улице, 17. Взял чью-то кружку, стал пить… У него вырвали кружку из рук, ударили ею по голове и вышвырнули на улицу. Кто убил Валерия Воронина, нанеся ему смертельный удар в той пьяной разборке?.. Следствие было засекреченным.
Исходя из специфики сюжета, порой там встречаются реальные персонажи (да что лукавить, они там постоянно проживают), но если разнообразные забавности из нашей истории подлинные, то обстоятельства жизни Ксении и ее ближайшего окружения — это вольная интерпретация реалий российской действительности того времени и на подтверждение архивными документами не претендует. Более того, с течением сюжета отрыв моих трактовок от официальной исторической правды будет только усиливаться, так что не взыщитеПродолжение «Пыли и бисера».