1812 год. Поход в Россию - [36]

В России оба эти выхода отпадали: первый — потому, что русские большей частью поджигали свои магазины и даже большинство сел и городов, которые они оставляли позади себя, второй — по причине малонаселенности страны и недостатка проселочных дорог. Для того чтобы не закрывать окончательно этот второй выход, Наполеон все время вел армию тремя колоннами, из которых колонны, шедшие справа и слева от большой дороги, по большей части состояли каждая из одного корпуса, т. е. составляли вместе от 30 000 до 40 000 человек. Из обстоятельного изложения некоторых французских писателей видно, что этим колоннам приходилось в походе преодолевать большие трудности, и они обычно заканчивали переход поздно ночью с огромной затратой излишних усилий.

Поэтому трудности с продовольствием должны были очень рано сказаться во французской армии, и это было совершенно очевидно.

Большой недостаток в фураже терпела также кавалерия; то, что можно было найти на ближайших к дороге полях, было уже использовано русскими; фуражировки приходилось совершать на известном удалении, и корм был в этих условиях недостаточным.

Но главное затруднение составляла вода. Обычно русский арьергард находил все колодцы уже вычерпанными, а более мелкие ручьи — приведенными в состояние полной непригодности, поэтому ему приходилось довольствоваться более значительными речками и небольшими озерами, которые встречались не везде. Но так как русские имели возможность заблаговременно производить рекогносцировку и выбирать для расположения наиболее удобные места, то для них это не представляло таких неприятностей, как для французского авангарда, который не мог выслать вперед рекогносцеров и, как правило, натыкался на русский арьергард. При этом не имелось специальных карт страны, кроме так называемой «подорожной карты», которую французы воспроизвели в увеличенном масштабе и перевели на французский язык. Однако при малом масштабе русского оригинала далеко не все населенные пункты были нанесены на нее и в еще меньшей мере — мелкие особенности местности.

В памяти автора ярко сохранилось воспоминание об удручающем недостатке воды во время этой кампании; никогда в жизни ему не приходилось в такой мере страдать от жажды: приходилось черпать влагу из самых отвратительных луж, чтобы избавиться от этой жгучей муки; что же касается мытья, то часто целыми неделями о нем не было и речи. Можно себе представить, как от этого страдала кавалерия; французы же, как уже было сказано, должны были страдать от этого вдвое больше. Хорошо известно, в каком плачевном состоянии французская кавалерия прибыла в Москву.

У русского арьергарда вошло в обыкновение поджигать занятые им деревни при оставлении их. Жители обычно еще раньше разбегались; все, что можно было найти из продовольствия и фуража, тут же поедалось, так что единственное, что еще оставалось, — это деревянные строения, не представлявшие в этой местности особой ценности. В этих условиях не слишком заботились о сохранении их от слома или пожара, и одного этого уже было достаточно для разрушения большинства этих домов. То, что вначале было плодом небрежности и необдуманности, постепенно превратилось в правило, которое стало распространяться на небольшие и даже более крупные города.

Мосты также подвергались разрушению, у верстовых столбов уничтожали обозначенные числа верст, что ликвидировало превосходное средство ориентировки. Французам часто нелегко было выяснить, на каком именно пункте дороги они находятся, так как местные жители встречались крайне редко.

Вследствие всех этих затруднений продвижение французов частью задерживалось, частью же чрезвычайно затруднялось и разрушительно действовало на силы людей и лошадей. Французам потребовалось 12 недель для того, чтобы от Ковно дойти до Москвы, что составляет всего только 115 миль; из выступавших из Ковно свыше 280 000 человек достигло Москвы не более 90 000 человек.

14 сентября русская армия прошла через Москву, а арьергард получил распоряжение следовать за нею в тот же день; одновременно генералу Милорадовичу было поручено заключить с Неаполитанским королем соглашение, по которому русской армии будет дано несколько часов времени для полного очищения города. В случае отказа Милорадович должен был пригрозить, что русские будут драться с полным ожесточением у застав города и на улицах его.

Генерал Милорадович послал парламентера к французскому авангарду для передачи пожелания переговорить с Неаполитанским королем, который, как было известно, командовал авангардом. Спустя несколько часов было получено уведомление, что к аванпостам прибыл генерал Себастиани. Это не понравилось генералу Милорадовичу, тем не менее он поехал на место и имел с французским генералом довольно продолжительный разговор, присутствовать при котором не был допущен никто из нас, находившихся в свите. После этого они вместе проехали добрый конец пути по направлению к Москве, и по разговору, который они вели, автор понял, что предложение генерала Милорадовича не встретило никаких возражений. Высказанное им пожелание, чтобы Москву по возможности пощадили, генерал Себастиани с большой живостью перебил словами: «Генерал! Император во главе армии поставит свою гвардию, чтобы сделать совершенно невозможным какие бы то ни было беспорядки и т. д.» Это заверение он повторил несколько раз. Автору эти слова показались знаменательными, так как в них выражалось величайшее желание вступить во владение Москвой в полной сохранности, а с другой стороны, слова генерала Милорадовича, вызвавшие этот ответ, не позволяли верить в умышленное сожжение Москвы русскими.