1812 год. Поход в Россию - [33]

Со своей стороны, Наполеон мог ожидать отступления Кутузова: если бы он в этом отношении ошибся и русские 8-го еще продолжали бы оставаться на поле сражения, то ему пришлось бы их вновь атаковать. Не подлежит ни малейшему сомнению, что он так бы и поступил. Другой вопрос, был ли бы в состоянии Наполеон, имея в распоряжении еще достаточно времени до конца дня и располагая значительной массой совершенно свежих войск, совершить в этот день еще одно большое усилие и довести свою победу до полного разгрома неприятеля? Конечно, это было бы более в духе того метода, которому он обязан столькими успехами на войне. Возможно, что новыми атаками всех родов войск он добился бы новых успехов и достиг бы того предела, за которым кавалерийские массы при преследовании могли бы завершить разгром русской армии. Однако если стать полностью на ту точку зрения, которую в этот момент должен был занимать Наполеон, а именно — вспомнить, как огромно было его предприятие в целом, какие громадные силы он собрал для него и как эти силы против всякого ожидания быстро таяли, вызывая опасение, что их может оказаться недостаточно, то станет понятным, что с этого момента важнейшей задачей для него могло представляться сохранение своей армии до того времени, когда зайдет речь о мире. Победа была в его руках, Москву он мог рассчитывать и так занять; выдвигать более крупную цель, поставив на карту последние силы, казалось ему, не вызывалось требованиями ни необходимости, ни разума.

Пусть нам не приводят того довода, что вследствие обычного противопоставления интересов обоих полководцев один из них обязательно должен был сделать ошибку, а именно: раз новый бой не был в интересах Кутузова, то он непременно должен был быть в интересах его противника. Это противопоставление относится лишь к конечной цели, но не к средствам. Обе стороны могут быть одинаково заинтересованы в том, чтобы искать боя или избегать его. Если бы Наполеон имел твердую уверенность, что ему удастся окончательно разгромить русскую армию, он, конечно, затратил бы на это еще часть своих сил; но русские очень храбры, они еще сохраняли полный порядок, местность, являвшаяся довольно открытой для России, все же не представляла вполне благоприятных условий для действий кавалерии; дорога на Москву была настолько широка, что русские могли следовать по ней двумя колоннами, рядом с которыми еще оставалось место для движения их артиллерии, так что отступление могло быть совершено, собственно говоря, четырьмя колоннами по одной и той же дороге, что чрезвычайно облегчало и обеспечивало отход армии. Все эти обстоятельства указывали, что игра будет нелегкая и связанная с крупными потерями. Далее, не надо забывать, что никогда оба полководца не базируются на одинаковых данных, что каждый их них всегда знает свое положение лучше, чем положение другого, а потому их умозаключения никогда не могут быть тождественными.

Итак, мы признаем, что итог Бородинского сражения не вызывает в нас никакого удивления в отношении поведения обеих сторон; наоборот, мы находим его вполне соответствующим естественному ходу событий.

Теперь еще несколько слов о диспозиции обеих сторон.

Как мы выше уже изложили, даже, может быть, слишком подробно, обе стороны располагались чрезвычайно тесно. Намеченный обход корпусом Понятовского, поскольку этот корпус насчитывал всего только 10 000 человек, являлся, по существу, ничтожным мероприятием, которое не могло оказать серьезного воздействия и которому сам Наполеон, по-видимому, особого значения не придавал. В конечном счете это наступление являлось, собственно говоря, фронтальном ударом или нажимом на неприятельскую позицию; но поскольку эта позиция имела выгнутое очертание, то и нажим на нее являлся концентрическим; таким образом, осуществлялась лишь часть задач, обычно связываемых с производством обхода. Если Наполеон сохранял эту простоту замысла, то это доказывает, что он высоко расценивал ожидаемое сопротивление; простая форма, естественно, является наиболее осторожной, наименее рискованной, но в то же время и менее решающей. Если бы он только сковывал русский центр, который, бесспорно, по условиям местности был бесконечно сильнее левого фланга, а этот левый фланг попытался бы обойти не 10 000 человек, а 50 000, то сражение было бы решено раньше и, надо полагать, с большими результатами. Конечно, такая форма наступления была рискованнее, так как Наполеону при этом пришлось бы отодвинуть массу своих войск значительно в сторону от пути отступления, и при неуспехе положение ухудшилось бы.

Кутузов по справедливости должен был себе сказать, что в бою против морально и материально превосходного противника на позиции, не являющейся сильной, нет никакого разумного основания рассчитывать на победу. Поэтому следовало базироваться на прочих преимуществах обороны, а именно — на знакомстве с местностью и на обладании ею, чтобы использовать внезапность, т. е. ему следовало увязать свое оборонительное построение со средствами перехода в энергичное наступление.

Раз это контрнаступление должно было воздействовать посредством внезапного, а следовательно, короткого удара, то при выгнутом очертании фронта повести его следовало на том фланге, где нужно было ожидать атаки противника. Таковым, несомненно, являлся левый фланг; одно из преимуществ позиции русских и заключалось в том, что это можно было предвидеть с полной уверенностью.